Совать нос в чужие дела было нехорошо, но Ольша не удержалась и вытянула шею лишь для того, чтобы разочароваться: на карте она опознала только реку, да и ту без уверенности.
Брент закончил, убрал чертежи и, нахмурившись, уткнулся в схему конструкции. День был довольно тёплый, Ольша выдыхала в повозку обогрев не чаще чем раз в четверть часа, и потому решила взять себе чуть больше узлов, — но всё равно собрала свою часть втрое быстрее Брента.
Наконец, всколыхнулась сила, и центральных узлов коснулась чужая воля, — всё равно, как если бы она держала в руке котёнка, а он накрыл его своей ладонью и погладил. Конструкция поднялась и развернулась едва видимым бледным шаром, тонкие нити-щупы выстрелили в Стену, и почти сразу же перед людьми золотистыми огненными линиями вычертилась схема стихийных конструкций Стены, прекрасная и сложная.
Брент разглядывал её какое-то время, а потом кивнул и взялся за рычаг, и повозка медленно покатила по дороге дальше.
— Записать что-нибудь? — предложила Ольша, всматриваясь в схему.
На её взгляд, придраться здесь было решительно не к чему: хорошо сбалансированные, умеренно нагруженные узлы, гладкие, насыщенные линии. Но Брент смотрел хмуро и что-то не глядя чёркал в тетради.
Глава 8
За день депрентил пришлось сменить ещё дважды, а работа оказалась хоть и несложной на первый взгляд, но выматывающей. У Ольши немного дрожали руки, а Брент ощутимо побледнел, и всё это безо всякого толку: исследуемая конструкция была в идеальном состоянии.
В итоге остановились до заката, в деревеньке на десяток дворов, которую, к счастью, почти не тронули шрамы войны. Большинство путешественников предпочитали ночевать в городке дальше по дороге, и гостиницы здесь не было, но Брент довольно быстро договорился о постое с одним из местных. Ящера забрали в сарай к сородичам, где в широком корыте лежали рисовые побеги и листья — куда лучше ёлки для любого порядочного шитаки! — а люди устроились на полупустой летней кухне.
Суетливая хозяйка обещала ужин попозже, почему-то всё время извиняясь, а Брент откинулся на печь, вытянул ноги и, кажется, уснул.
Зря он всё-таки сидел полночи, кольнуло Ольшу. Нехорошо вышло.
— Эй, — она тронула его за плечо. — Тебе надо постирать что-нибудь? Я бы сходила пока…
Раньше Брент всегда стирался сам, и сейчас глянул на неё из-под ресниц с недоумением. Но эти его надтреснутые мозоли… и он ведь даже воду нагреть не может.
— У меня в контракте что-то там написано про хозяйство, — насупилась Ольша. — Ладно, не портки, хоть рубашки-то!
Брент хмыкнул, но согласился.
Рубашки у него были огроменные, Ольшу в такую можно было бы завернуть раза три. Зато из мягкой хорошей ткани и не затасканные, стирать легко. На фронте одну и ту же одежду могли носить неделями, пока она не начинала стоять колом и рассекречивать место дислокации войск пронзительной вонью, но сейчас условия были лучше, да и запас рубашек у Брента был приличный.
Ольша растёрла ладони друг о друга и провела по мокрой ткани так, что от неё хлынул пар. Иногда всё-таки хорошо быть огневичкой. Как бы она марли себе кипятила без силы? И сушила как — прямо на ёлке? Вот уж конечно высокий уровень санитарии!
Стихия охотно отзывалась на простые, привычные действия. После долгого удержания тяжёлой конструкции это казалось отдыхом, так что на кухню Ольша вернулась в хорошем настроении: пихнула Бренту стопку рубашек, торжественно водрузила на стол миску и потребовала аптечку.
Он выразительно поднял брови. Ольша расфырчалась, а потом упёрла руки в боки. Брент бессовестно заржал, и это так его увлекло, что опомнился мужчина уже тогда, когда Ольша вдумчиво обрабатывала мозоль на его правой руке.
— Да ерунда же…
И попытался отобрать руку, но Ольша держала крепко.
— Отвык совсем, — неловко буркнул он и улыбнулся.
— От лопаты?
— От конструкций. Здоровенная такая… мышцы гудят, и в сон тянет.
Ольша посомневалась немного, но всё-таки предложила:
— Размять тебе что-нибудь?
— Не, не…
Он притянул её к себе свободной рукой и коротко поцеловал в губы. А потом послушно терпел, пока девушка аккуратно расшивала глубокую трещину, щедро закладывала в неё заживляющую мазь и обматывала бинтом.
— А есть я как по-твоему буду?
— Ложкой!
Брент рассмеялся и поцеловал её снова, дольше и глубже.
Готовила хозяйка, к слову, хорошо, и её кисловатый творожник с ягодами был выше всяких похвал. Главенствовал за столом, конечно, рис в масле с травами, вокруг в мисочках стояли маринованные овощи, и Брент снова повеселел, узнав знакомую еду. А потом ушёл секретничать с хозяйкой и вернулся с десятком свёртков со всяким пахучим сеном, из которого наколдовал крепкий до черноты чай.
Щедро сыпанул соли, а потом долил до верха кружки молоком.
Пробовала Ольша с осторожностью. Оказалось странно, но всё-таки скорее приятно, а вот Брент поморщился: погоня за вкусами детства, похоже, пока не принесла успехов.
— Дай-ка схему, — сказал он, наконец. — Хоть выучу её, что ли…
Ольша вынула свой рисунок и послушно дорисовала всё то, что оказалось нечитаемым из-за чёрканий. Брент сосредоточенно разглядывал линии и шевелил губами и пальцами.
— Завтра в два подхода попробуем, — решил он. — С утра часа три-четыре, потом подремать, потом ещё часа три-четыре. Ладно?
— Ладно…
— Я освоюсь потом, — пообещал Брент. — Вопрос привычки… давно такого не делал. У огневиков сила подвижная, приходит и уходит, ты отправляешь её и получаешь отклик, много раз, на ровный счёт. Это как если бы ты всё время повторяла внутри себя один и тот же стишок, да? А земле нет начала и конца, она всегда одна и та же. Статичная и неизменная. Я когда держу — это как если бы я всё время внутри себя тянул одну и ту же «а». Несколько часов подряд. Не столько устаю даже, сколько дурею…
— Брр.
— Ну, не очень. Землю в такую дрянь поэтому редко и ставят… Я зажрался, да?
Она пожала плечами, хотя ей перебирать работой никогда не доводилось, удобная задача или неудобная, и насколько бы Ольша там ни одурела.
— А чем ты занимался? Ну… раньше.
— Ты же читала мои бумаги.
— Я дальше печатей особо не смотрела…
— А зря, — он хмыкнул. — Возьми потом. Я фортификатор. Можно силой поднять башню из песка в пять этажей высотой,