Ольша косилась на него нервно и считала тоже. Четвертак и три лёвки, три лёвки и четвертак, итого двадцать восемь. В Воложе она, может быть, получит письмо от мамы. И тогда нужно написать ответ, самый маленький рулончик — двенадцать лёвок. Двадцать восемь минус двенадцать — это всего-то шестнадцать. Можно ли купить крем за шестнадцать лёвок? И не обернётся ли это большими проблемами, когда Ольша останется совсем без денег? Так-то и потерпеть можно… шестнадцать лёвок…
Глава 10
Следующий и послеследующий дни прошли примерно так же, только останавливались в крошечной деревеньке и на хуторе, где хозяева смогли предложить гостям только загон для шитаки. Не очень-то романтичная обстановка, но Брент сбросил с себя раздражение первых дней работы и снова стал расслабленным и добродушным. Посадил Ольшу на колени, целовал, гладил, ласкал через одежду. А девушка отвечала ему, дышала хрипло и нежно потёрлась носом за ухом. Губы горели от брентовой щетины, внутри сворачивался тёплый узел. Надёжные руки на спине — и можно прикрыть глаза, спрятаться на крепкой груди…
— Эй, котёнок, — Брент целовал её волосы, — будем спать?
Ольша муркнула в ответ и свернулась клубочком у него в объятиях.
Дорога с каждым днём забирала всё ниже и ниже, и кое-где её теперь заливало водой — человеку то по лодыжку, а то и по колено. Шитаки повеселел, плескал хвостом, принюхивался и хватал что-то зубами на ходу. Несколько раз их обгоняли другие путешественники, а однажды навстречу прополз целый военный поезд на несколько десятков фургонов, безжалостно прижав одинокую повозку к обочине.
После полудня проезжали посёлок, и Ольша отпросилась заглянуть в лавку. Крем в продаже был, но торговец просил тридцать пять лёвок за самую маленькую баночку — «заводская, не самопал, кожа будет ну чистый шёлк!» — и Ольша покинула лавку. Ей начинало казаться, что крем не так и обязателен, но мучительная тревога не позволила бы ей отказаться от покупки, если бы та была ей по карману.
Брент был заботлив и ласков. С ним было хорошо целоваться, его было приятно трогать, и сам он касался её так, что Ольша смущалась и немного плыла. Иногда она чувствовала его возбуждение, но своему нежеланию трахаться в лесу Брент был верен и каждый раз замедлялся раньше, чем Ольша успевала себя накрутить.
Конечно, в постели мужчины меняются. Но если Брент будет хотя бы на четверть так же бережен… по крайней мере, не должно быть совсем уж плохо.
Шитаки довольно рыкнул и плюхнулся в воду, а вслед за ним и повозка, покачнувшись, заскользила по разливу. С обеих сторон дороги расходились поля, унылые по поздней осени, а справа далеко за ними вставала громада Стены. Ящер плыл, выписывая ровные дуги телом, а торчащий над поверхностью кончик носа двигался ровно-ровно, как по линейке, и оставлял за собой расходящийся по воде клин.
Ольша рискнула отвлечься от конструкции и перегнулась через борт, тронула рукой воду. Холодная, но не ледяная. Мутная, дна не видно, ладонь касается каких-то растений. Вон и шитаки плывёт с распахнутой пастью, сбривая всё, что попадается ему на пути.
Брент притормозил повозку, давая ей вдоволь налюбоваться.
Когда разлив закончился, и дорога снова забрала чуть вверх, в сухость и твёрдость, ящер ощутимо расстроился, а вот Ольша вздохнула с облегчением. От воды тянуло холодом, греть повозку приходилось чаще, и она порядком устала. Невидимая мышца, управляющая силой, ныла и грозилась перенапряжением.
Брент почти сразу же присмотрел место для обеденного привала и нарисовал на своих картах очередную россыпь пометок, а Ольша нарезала хлеб.
— Будешь в клабор?
— А… ты же дремать обычно…
— Подпривык вроде.
Ольша улыбнулась, вгрызлась в хлеб и кивнула. Брент вытер пальцы и раздал карты одной рукой, другой сооружая себе высокий бутерброд. И, наверное, уж очень расслабился, уверенный в своём превосходстве, потому что проиграл четыре раза подряд.
— Тройка, — сказал Брент на пятом кону, отстукивая пальцами по колену.
Ольша объявила очередной полташ.
— Да ну быть не может, — ворчал Брент. — Тебе везёт, как утопленнице!
Ольша мило похлопала ресницами, а Брент вдруг прищурился и отложил карты:
— Ты мухлюешь.
— Я?!
— Ты. Не знаю, как, но ты мухлюешь. Ну-ка дай сюда…
Ольша оскорблённо прижала карты к груди, настороженно наблюдая за ним и готовясь драпать, но Брент не стал настаивать и вместо этого взял оставшуюся колоду. Пересчитал, пересчитал ещё раз. Приподнял брови.
— Ты таскаешь лишние карты, — постановил он сурово. — Поэтому у тебя такие комбинации.
— Да я бы никогда!..
— Ну и что с тобой делать, врушка?
Ольша показала ему язык, а потом как-то вдруг оказалась у него на коленях. Брент грозно шевелил бровями, и это почему-то было очень смешно, — может быть, потому, что она хорошо понимала: он совершенно не сердится. И Ольша поцеловала его, запустила ладошки под рубашку, прижалась, ощущая, как в широкой груди ровно бьётся его сердце.
А к вечеру добрались до Бади — первого с начала Стены настоящего города и старейшего из всех городов региона. Бади переходил из рук в руки не меньше трёх десятков раз, потому здесь встречались и незамысловатые глиняные кубики, какие с незапамятных времён строили тан-жаве, и изящные колонные постройки тангов, и привычные марельские дома со скруглёнными проёмами. Вид у Бади был забавный.
На въезде в город гомонила ящерная станция. А ещё здесь была вполне приличная гостиница, с яркой вывеской и широкой верандой. И на крыльце Брент остановился так резко, что Ольша впилилась носом ему в спину.
Он обернулся, ласково завёл непослушные прядки ей за ухо. И спросил хрипловато:
— Комнату с одной кроватью брать или с двумя?
Ольша вспыхнула. Внутри всё перевернулось, завязалось в узел, она впилась ногтями в предплечье и даже пальцы на ногах, кажется, поджала.
— С одной…
Глава 11
Гостиница была хорошая, в коридоре даже лежал длинный цветастый палас, а на стенах висели простенькие картины. И номер Брент взял из дорогих; хорошо, что Ольша не слышала цен, они наверняка дурно сказались бы на её душевном здоровье. Довольно большая комната с двумя окнами, светлые обои, массивная широкая кровать, шифоньер, пара тумбочек. На стене над столом сразу три