Ничего такого он никогда не примерял к Ольше, хотя насилие могло бы объяснить если не всё, то почти.
В самом начале, в Кречете, она казалась больной. А ещё вздрагивала от любых прикосновений, смотрела затравленно и бросалась многословно извиняться, когда ей казалось, что Брент чем-то недоволен. Она могла бы дождаться королевского поверенного, но не стала, хотя в самостоятельной поездке через всю страну не было совершенно никакого смысла. У неё не было ничего своего, она попросила денег и только тогда обзавелась вещевым мешком.
Тача грозила пальцем и велела «не обижать девочку». Хотя Брент и не планировал никого обижать, сам же и попросил посмотреть её горло. А девчонка купила свои полоскания только в городе, но уже в поезде пахла травами, прятала какую-то коробочку. На въезде в Рушку, когда Брент предложил прогуляться пешком, ковыляла как-то странно…
Потом, напившись, Ольша объявила торжественно: «я — не беременна!». И Брент посчитал это то ли пьяненькой шуткой, то ли всплеском загадочных женских гормонов. А она, может быть, на самом деле поэтому и напилась.
Получается, совсем недавно… А Брент ещё полез к ней со своими нежностями.
«Другое плохое», «нечего рассказывать». Всё складывалось, и тем не менее получался совершеннейший бред. Можно понять историю вроде той, что была у Ольши с Леком, можно представить слишком настойчивые ухаживания, от которых девушка не понимает, куда деваться. Но насилие?
Танги не церемонились с пленными (справедливости ради, марельцы тоже) и умели доходчиво продемонстрировать всё суровое многообразие пыточного инструментария, чтобы заставить людей работать. Устав королевства Марель велел «беречь силы для будущего освобождения» и «сохранять жизнь и здоровье, чтобы скорейше вернуться в строй»; танги, насколько знал Брент, наставляли своих людей примерно так же. Были и те, кто предпочитал умереть, но не снабжать врага депрентилом, и их мучения служили уроком для всех остальных.
И всё-таки нужно быть совершенно отбитым, а лучше — сразу суицидником, чтобы изнасиловать одарённую. В Марели к пленным стихийникам вообще не подходили ближе трёх метров. Что бы ни было написано в уставах, как бы много интересных конструкций ни было наверчено над базой, а у огневички всегда оставалась возможность полыхнуть. И да, это наверняка в конечном итоге закончится её смертью, но уж сжечь в головёшку насильника она сможет.
Брент не знал способов принудить стихийницу так, чтобы при этом гарантированно остаться в живых. Можно бы попробовать какие-то психологические методы, держать на прицеле малолетнюю сестру или любимую мамочку, но даже так нельзя быть уверенным, что перепуганная девушка вообще удержит свою силу под контролем. Да и зачем это всё? Проще уж тогда со шлюхой…
Брент потёр пальцами лоб, выбрасывая из головы отвратительные размышления. Ольша задумчиво сворачивала оладушек в трубочку, а потом макнула его в варенье.
Бедная девочка. Ей бы отсыпаться и к медичке, а не вот это вот всё…
И после завтрака Брент остановился у служащего с ключами и выложил на стойку деньги:
— Мы останемся ещё на сутки.
Ольша побледнела и кусала губы всё то время, что они поднимались по лестнице. А потом всё-таки спросила робко:
— Зачем?
Ну, конечно же, затем, чтобы все эти сутки мучить тебя в разных позах.
— Затем, что мы оба не выспались, а сроки позволяют мне не совершать трудовых подвигов на ровном месте.
— Мы о… Ох. Брент, я… прости, я не хотела мешать, я…
— Вот и не мешай, — согласился он и задёрнул плотнее шторы, оставив девчонку мяться у кровати. — Ложишься, нет? Я планирую храпануть, а ты как хочешь.
Брент вытянулся на спине, заложил руки за голову, закрыл глаза, — и с удовлетворением почувствовал, как прогнулся матрас, а на его бок легли прохладные девичьи ладони.
Глава 15
Сердится?
Не сердится?
Сердится? Не сердится?
Сердится — или не сердится?
Если бы у Ольши была ромашка, той бы не поздоровилось: сейчас, кажется, девушка могла бы издёргать целое поле в тщётных попытках обрести душевный покой. Но ромашки под рукой не было, а сила была, и Ольша, изведясь, снова полоснула по предплечью «иглой».
Боль отрезвила.
Брент спал, и вид у него, как и всегда, был вполне мирный. Утром он показался Ольше раздражённым, но ничего такого уж не делал, только двигался чуть резче обычного. Надо было уйти ночью, хоть бы и в ванную, не мешать ему, не…
Ольша зажгла «иглу» и порезала себя снова. А потом ещё раз, и ещё, оставляя на предплечье ровные тонкие линии. Слабачка, устроила тут невесть что, как будто пьянки в Рушке было мало! Решила же — потерпеть. Потерпела бы и без крема. А то разнылась, «давай не сегодня», «одолжи денег»… одни проблемы от неё. Проблемы, истерики и враньё. И даже если Брент светлый рыцарь во плоти, теперь-то он, конечно…
Что именно Брент «конечно», представлялось плохо. Станет бить? Да ерунда же, нет, Брент совсем не похож на человека, который входит в гневливый раж и лупцует всех, кто попадётся под руку. Ольша видела, как это происходит, как мужчина вдруг звереет и теряет человеческий облик.
Саму Ольшу никогда никто не бил, если не считать шлепков по попе в раннем детстве.
Нет, вряд ли Брент будет драться. Трахнет? Ну так всё к тому и шло, мог бы и вчера. И сам ведь сказал, у него там целый постельный арсенал, может быть и…
Разорвёт контракт? Возможно — хотя по здравому размышлению Ольша сомневалась, что Брент действительно так поступит. Бади — город, но некрупный и расположенный в глубинке. Наверное, здесь можно нанять огневика в дорогу, но вряд ли достаточно сильного и обученного, чтобы держать ту конструкцию. А работала Ольша честно, здесь укорить её было почти не в чем.
Расслабилась только, нюни распустила…
К сожалению, вероятнее всего было, что Брент просто внятно объяснит Ольше её место. Вчера он благородно позволил ей наматывать на кулак сопли, а сегодня даже дал день отдыха, потому что, как ни крути, а Брент добряк и, наверное, понимает, что её не