Ольша машинально глотнула чай и на мгновение прикрыла глаза, будто смакуя. Можно было и побольше мёда-то, это ты, болван, и сухую траву бы жевал.
А Ольша сделала ещё глоток, вдохнула поднимающийся от чая пар и вдруг сказала отрывисто:
— А потом они все ушли.
Брент растерялся:
— Кто?
— Танги. Одной ночью, вечером ещё всё обычно, а утром — всё. Ушли.
И Брент, сообразив, кивнул. Может быть, танги надеялись, что марельская армия остановится на бывших границах, у старого русла Жицы, но после падения Стены и той резни, которую враг устроил на внутренних территориях, король велел идти до конца. Тангов гнали в предгорья, как добычу, верхнюю палату парламента и генералов расстреляли на главной площади, а улицы Кальпетина отутюжили триумфальным маршем. Канцлер подписал капитуляцию и отозвал воздушной почтой оставшиеся военные формирования, и за содействие король милостиво передал временному правительству республики Танг часть их бывших территорий.
В политической части всей этой истории Брент понимал мало, но знал, что Марель оставила за собой все спорные земли и внушительную часть предгорий, потребовала сумасшедших контрибуций и полного упразднения вооружённых сил, а ещё сохранила какой-то контроль над внутренней политикой. За то, чтобы сохранить хотя бы формальную автономию, танги заплатили тем, чтобы спокойно освободить занятые королевством территории, без партизанской войны и фугасов. Совсем без проблем, конечно, обойтись не могло, но много откуда танги действительно просто ушли.
Вот и с выработки при пике Шимшиарве — ушли. И людям там должно было стать лучше, ведь так?
Глава 7
— Мы проснулись утром, а их нет, никого. В здании не горит свет, на башне пусто. Ворота закрыты, но дышать как будто… легче. Конструкции выдохлись. И ещё несколько часов мы просто сидели в этом загоне, как скот. А потом кто-то всё-таки снял силой решётку, но даже тогда никто не прибежал, никто не стрелял, ничего… ничего не было.
Ольша взболтнула в кружке чай, моргнула. Откуда он взялся? Пахнет вкусно, травой какой-то, как все брентовы чаи, и мёдом…
— Дошли до здания, вскрыли дверь, а там тоже никого. В кабинете пустота, на месте сейфа жёлтое пятно, бумаги какие-то на полу раскиданы, на кухне суп недоваренный. Весь депрентил увезли тоже, и ящики, и необработанную породу.
Ребзя! Они все, по ходу, того! Вынесли всё подчистую!
А тушёночка осталась…
Ольша мотнула головой, выбрасывая из неё голоса.
— Тогда… поссорились. Кто недавно на базе, кто ещё в себе, говорили, что вокруг, наверное, бои. Что надо идти к селу, что мы офицеры и люди короля. Другие говорили, что они своё уже отвоевали, и что всё это видали в гробу, и что это король нам всем должен пенсию и санаторий, а не мы ему хоть что-то. Чуть не подрались… кто-то просто сидел на полу и грелся. Быть в тепле — очень много значит для выработки…
Брент не спросил, на какой стороне этого спора была она сама, и Ольша была ему за это благодарна.
— Спустились к селу, — пересилив себя, продолжила она. — Походным порядком там часа два с половиной должно быть, мы шли больше четырёх. А в селе почти не осталось местных, на дороге битая посуда, птица брошенная суетится. И отряд стоит, наш, марельский. С флагом… сказали, что война закончилась. Что наши взяли Кальпетин, что танги подписали капитуляцию, что это теперь наша земля, что приедет поверенный. Мы их напугали, наверное. Нас было человек сто, может поменьше, раз в пять больше, чем их… все в рванье, в грязи… там старший — он с нами разговаривал, как с истерящими детьми разговаривают. Объяснял, что надо вернуться на базу, дождаться поверенного, что он будет через неделю край, а у тангов на складе найдётся, наверное, и еда, и всякое… приказы зачитывал. Там мне не всё было слышно.
Воздушная почта есть?
Приедет поверенный…
У вас есть? Вы прямо сейчас сообщайте, что…
У меня только тревожные. А вот когда приедет поверенный…
У Ольши тогда всё плясало перед глазами и так колотилось сердце, что рёбрам больно.
— Договорились потом. Вернулись.
Вверх идти — это, правда, не то же, что вниз. Тогда Ольша думала, что сдохнет, покачнётся и рухнет вниз. Мгновение наедине с небом, и всё.
Не рухнула.
— Потом, на базе… кто-то праздновал, кто-то даже песни орал, кто-то просто спал. Много кто злился. Барак сожгли, тангскую форму тоже, всю какую нашли. Кто-то просто стрелял вверх, жёлтый — красный, жёлтый — красный. На складе нашли водку, одну бутылку грохнули, но их там много было… потом кто-то потребовал баб.
Эхх, сюда б ещё красотуль!..
— Сперва в шутку, потом посерьёзнее. На выработке были женщины, но немного, может, человек десять-пятнадцать. Привозят почти поровну, но ноги-руки у нас отмерзают быстрее, не знаю, почему… кто поумнее, они все отходили в стороны, куда подальше, кто-то заперся даже. Да там и мужики запирались, кто-то буянить стал, Брент, там такой бардак был, просто свалка… Мне бы тоже деться куда-нибудь, но я протупила, задремала там в углу, а когда сообразила, встала… он меня за руку схватил.
Ну, ничего в целом… будешь ласковой?
— Был, кажется, в звании, то ли высокоблагородие, то ли даже превосходительство… Бородатый, полуседой, ну, как все там. Без погонов не понять, но дружок его к нему эдак уважительно, голосом ещё высоким таким, бабским… Держались отдельно, они из тех, кто давно на выработке, я их и раньше видела, но издаля… а тут схватил, сперва за руку, потом за грудь, я ему между ног, он мне по лицу…
Эй, эй, вашество, ты остынь, да пусти ты девку! Она и так вон почти дохлая, оно тебе надо? Нормальную найдём, весёлую. Ты ж грудастых любишь!
Пошшшёл!..
Тьфу, извращенец…
— Кто-то сказал ещё, что неправильно, что я своя, что воевали вместе. Но, знаешь, там не так чтобы все хорошо соображали. Всё такое было… ненастоящее. И этот, он когда лапать полез,