Говорил Брент хрипловато. Можно было бы испугаться, что вот уж теперь-то обязательно… всё-таки это тоже кровать, и на ней даже есть простынь, ну и что, что застиранная и сшитая из двух разных половин. Но Ольше не было страшно. Брет обещал спросить, обещал услышать, обещал не делать ничего, чего она не хочет. А поцелуи — это только поцелуи.
Обняла его обеими руками, потянулась к нему, прижимаясь и обвивая его собой, как лоза. Потёрлась носом о его нос. Долгий взгляд глаза в глаза, в темноте, когда видно только блики на дне зрачка. Поцеловала глубоко, медленно, будто пытаясь объяснить что-то или о чём-то спрашивая. Робко коснулась его губ языком. И всё-таки сжалась, шепнула:
— Не сегодня, ладно?
— Целоваться не сегодня? — Брент хрипловато рассмеялся. — Я тебе больше ничего не предлагаю. Расслабься, котёнок.
Она кивнула. Провела носом вдоль шрама на его шее. И поцеловала снова, так, как ей самой нравилось, мягко и нежно, а потом разгоняясь, сближаясь, отпуская себя и чувствуя, как что-то горячее разливается внутри, и как тяжелеет дыхание. Провела ладонями по крепкой спине — даже через майку можно оценить мышцы! — бессовестно вторглась коленом между его ног, потёрлась грудью о его грудь…
И неизвестно, куда бы это всё привело, если бы Брент не проворчал ей на ухо:
— Милая, ты меня переоцениваешь.
И Ольша, смущённо ойкнув, отстранилась. И потом лежала рядом, слушая, как он дышит: глубоко, медленно, будто под внутренний счёт.
Глава 11
— Знаешь, что я думаю?
— Колбасы надо было два кольца покупать.
— Ч-чего?
— Не это?
Ольша обиженно фыркнула, а Брент потянулся, размял рукой плечо. Они устроились на берегу канала и любовались тем, как шитаки рассекал по воде, обгрызая невидимые стебли и листья.
День был погожий и безветренный, и сидеть вот так, на солнышке, было хорошо. Пройдёт ещё несколько часов, и всё вокруг укроет длинная тень от Стены, и тогда сразу станет серо и зябко: когда-то давно, когда только-только возвели Стену, местные жаловались, что люди короля украли у них солнце. Но, если по правде, сказалось это только на самых близких к Стене местах, и даже до дороги тень дотягивалась не всегда.
А колбаса была вкусная, можно было и правда взять два кольца.
— Я думаю, что где тонко, там и рвётся, — Ольша старалась звучать важно. — Так ведь?
Брент подцепил колбасный огрызок за хвостик и выразительно поднял брови. Ольша надулась.
— Тьфу на тебя, а я серьёзно! Ну смотри сам, конструкции — в идеальном состоянии, мы едем уже сколько? Больше двух недель? И ничегошеньки не увидели. Эту дуру не взять ни промышленным буром, ни миной, ни фугасом, ни из ружья, даже если в ней всё-таки проделать дырку, в неё спустится камень из слоёв повыше, и Стена станет немного ниже, но всё такой же непроницаемой. Так?
— Примерно.
— Вот! Депрентиловый рельс вкопан так, что доставать его — цирковое представление. А ручных драконов не бывает! И как ни крути, а единственное тонкое место во всей Стене — это королевич.
На самом деле, Ольша не очень детально понимала, зачем Стене королевич. На экскурсии, которую студенты Стовергской школы посещали на первом курсе, пожилой подтянутый полковник больше говорил о любви к родине, чем о технологиях, и в его пространной речи говорилось только, что королевич есть ключ, скрепляющий собой конструкции, а ещё душа и сердце, а ещё воля и надежда, а ещё сын стихий, ходящий среди людей.
Сейчас, вдоволь поразглядывав части схемы, Ольша поняла, что королевич и в самом деле был, наверное, ключом.
Сам по себе депрентил не имеет никакой ценности. Это просто камень, довольно распространённый, очень твёрдый, но при этом довольно хрупкий. Он не нашёл широкого применения в промышленности и был внешне слишком похож на уголь, чтобы годиться даже в поделочные камни. Но стихийники умеют ощущать депрентил, словно бы видеть его силой. И если для чего-нибудь стихийникам нужно хорошо прицелиться — например, чтобы две части конструкции сошлись в одном месте в точности, а не остались двумя не связанными половинами, — депрентил прекрасно справлялся с задачей.
Внутри Стены был целый рельс депрентила, вокруг которого наверчивали всё великолепие схем.
И сила королевича — любого королевича — тоже ощущалась особенной. Она не поддавалась чужой стихии, она довлела над другими силами, она была громче, важнее, ярче. Сам королевич не держал частей конструкций, но его сила текла по ним всем тонким ручейком, отталкивала от себя нити связей и узлы, выстраивала их в нужном порядке, — и у одного только королевича было право повелевать Стеной.
В Стене достаточно огня, чтобы сжечь подступающую к ней армию. Но люди не доверяли такое решение заключённым в узлах условиям. Приказ должен был отдать королевич, и только его сила могла спустить напалм.
Наверное, королевич мог и что-то ещё, в Стене наверняка было достаточно сюрпризов. В этом Ольша уже не слишком разбиралась.
— Если бы я хотела обрушить Стену, — Ольша почесала нос и чихнула, — я бы убила королевича.
— Так-то разумно, — Брент снова растянулся на одеяле. У него с самого утра было хорошее настроение, и сейчас он тоже выглядел довольным разговором, собой и особенно колбасой. — Но мы же уже обсуждали, королевича не так-то просто убить. При нём всегда был адъютант, целый отряд охраны и медик, все помещения проверялись, он был обвешан защитами с ног до головы. И… это, кстати, секретно… на случай его внезапной смерти существуют протоколы. Послание воздушной почты уходит незамедлительно, от отряда сопровождения и коридорного, старший службы перемыкает констукции. То есть даже если он подавится косточкой, врагу это поможет мало. Будут свои сложности, но Стена не рухнет.
Ольша снова почесала нос. Шитаки смешно дрейфовал по каналу, двигаясь будто расширяющимися кольцами от невидимого центра. Так ему, наверное, удобно было жевать подводные заросли.
Протоколы… ну да, было бы странно, конечно, если бы создатели Стены не подумали про вишнёвую косточку. Люди смертны, это известно всем… и Брент уже говорил про экспертизу жетона. Случись что с королевичем до того, как рухнула Стена, об этом было бы известно. Даже если бы это решено было не обнародовать, по крайней мере перед Брентом не ставили бы вопросов, на которые и так известен ответ.
— А если, — Ольша задумчиво куснула губу, — сам королевич решит обрушить Стену?