Что было у Ольши? Гимназия, в которой её, девчонку из слишком правильной семьи, похоже, травили. Стоверг и бесконечная учёба, три года — много и мало одновременно. Война. Смерти, очень много страха, ужасный быт, мудак с анекдотами. «Знаешь, сколько я людей убила?» — Брент представлял и видел, какое у неё делается лицо от запаха подгоревшего мяса.
Плен. От всего, что она рассказывала про выработку, шевелились волосы на голове. Болтовня с призраком, которая помогает не свихнуться, тяжёлый труд, отвратительные условия, невозможность спать, полная беспросветность. А ведь она оказалась там больной, она наверняка видела пытки и нервные срывы, которые в таких местах лечат лаконично, выстрелом в голову…
Несколько ублюдков, которые напугали её так, что девушке отказала её собственная сила. Боль, кровь, отвращение к самой себе. Две недели пешком по горным дорогам, в полном одиночестве, без припасов, без вещей.
Она ведь и жизни никакой увидеть не успела, зато насмотрелась на такое, что вообще никому не надо видеть. И сейчас ей нужны, если уж честно, покой и тишина. Она и сама столько раз говорила, что хочет домой — забиться в угол, дать волю чувствам, выплакать, выкричать. Отогреться. Привыкнуть к мысли, что всё закончилось. Понять, что делать с собой и как жить дальше.
Вместо этого у неё есть нищета, ночёвки на земле и необходимость по несколько часов в день держать здоровенную конструкцию. И — что уж там — ещё один мудак, который не смог удержать при себе руки.
Брент мог много оправдывать себя тем, что не насильник и всё с ней обсудил, и вообще она сама виновата. Но это Брент был здоровый и здоровенный мужик, которому даже кошмары уже почти не снятся, и который хотя бы имеет общее представление о том, как должны выглядеть взаимоотношения мужчины и женщины. И, наверное, ему стоило бы подумать, насколько на самом деле с ней можно обсудить её страхи и безопасность.
Или уж по крайней мере переспросить её ещё раз и убедиться, что неловкие и чуть дёрганые движения — это неопытность и неудобная поза, а не паника и не истерика.
Обещал же не пугать, обещал быть внимательным. Понимал, что у девушки проблемы. А сам наехал на неё вместо того, что поддержать. Вот уж красавчик.
Брент машинально хлебнул из кружки. Остывший чай был гадким, как и всё то, что перекатывалось у него внутри. «Первое, о чём мы должны думать, — поучительно говорил отец, когда ещё думал, что из его сыновей могут получиться медики, — это как не сделать хуже!».
Брент снова потёр пальцами переносицу. И сам про себя решил: пороли его мало. Надо было больше и сильнее, может быть хоть так в этой каменной башке завелись бы мозги.
Глава 17
— Замёрзнешь так, — буркнул Брент и накинул ей на плечи свою куртку.
Её собственная сползла в полузатопленные заросли и была теперь мокрой и грязной. Брентова была девчонке слишком велика, смотрелась смешно и так подчёркивала её хрупкость и нежность, что Брент не мог разобраться, чего хочет больше: сгрести её в охапку или съездить себе по лицу.
Ольша резанула его взглядом и картинно выдохнула тепло.
Посыл был прозрачный, но Брент всё равно рывком поднял из земли усточивый кубик с относительно чистой каменистой поверхностью и уселся на нём, подперев импровизированный табурет силой и заодно немного укрепив берег. Ольша, может, и не замечала, но её бревно медленно съезжало в воду.
Глянул на девчонку. Она съела всю нижнюю губу до красноватых дыр, но по крайней мере руки были целы, и глаза сухие.
Надо прекращать это всё.
— Извини, — тяжело уронил Брент. — Я был излишне резок.
— А ещё ты дурак, — подтвердила Ольша и задрала нос.
Брент смиренно вздохнул:
— Почему именно я дурак?
Ольша одарила его таким взглядом, как будто Брент был дураком потому, что не понимал, почему он дурак.
— Милая, я действительно стараюсь не давить. Я не хочу, чтобы ты ломала себя из-за меня.
— Обойдёшься, — фыркнула Ольша.
— Ну и хорошо.
Разговор как-то не клеился. Ольша выглядела не столько испуганной, сколько сердитой. Это, наверное, и к лучшему, но теперь у Брента не сходились друг с другом куски конструкции.
— Мне кажется, будет правильнее прекратить. Я в любом случае всегда могу помочь, если у тебя…
Ольша вздёрнула подбородок и перебила его, спросив с вызовом:
— Что, я так плохо дрочу член?
— Ты испугалась, и…
— Сам ты испугался! А если я тебе сиськи покажу, в обморок упадёшь?
— Чего?
Ольша в ответ сгрузила ему в руки куртку, подняла с земли свою и принялась отряхивать её и обсушивать.
— Ольша. Ты сердишься на меня? Почему?
— Потому что… это не честно. Ты же говорил, что мне не нужно думать, не слишком ли тебе сложно купить мне конфету. Что это твоя ответственность. А это моя половина пути! Как там, с этими твоими шагами, верёвками, тьфу… но это моё! Я захотела, я решила, почему тебе можно с конфетами, а мне…
Она запнулась, а потом смутилась и замолчала. Брент растерянно разглядывал её лицо.
— Всё ведь… всё ведь хорошо было, — хрипло сказала Ольша и спряталась в своей грязнющей куртке. — А потом ты что-то себе придумал, и теперь… отбираешь у меня…
— Ольша, у тебя было страшное лицо. Пустое и испуганное. И руки…
— Я… — она подняла голову и несколько раз недоумённо моргнула. — Когда?
— После.
Она села чуть ровнее, брезгливо стряхнула с себя грязь, снова взялась чистить куртку. Задумалась. Нахмурилась. А потом призналась:
— Я не заметила.
Посмотрела на Брента беспомощно, а у него всё перевернулось внутри.
— То есть… знаешь, наверное… может быть, ты и прав. Всё было хорошо, и интересно, и мне нравилось, и мне хотелось… хулиганить, что ли? И чтобы ты…
Ольша покраснела, а Брент, не удержавшись, протянул руку и аккуратно заправил ей выбившиеся волосы за ухо. А она не дёрнулась и не отпрянула, даже как-то потянулась навстречу ласке.
— Потом, в какой-то момент, будто… воздуха стало меньше. Это не про страх, это что-то другое.