Глава 24
— Воздух?..
Она суматошно закивала, снова дёрнулась и в итоге села на пятки, плотно сведя колени и упираясь в них ладонями.
— Воздух, — торопливо подтвердила Ольша. — Мне очень нравится дышать, чтобы вдох — выдох, и так всё время.
Она показала, как, шумно и медленно, чувствуя, как спазм в горле расслабляется. Наконец, его удалось сглотнуть.
Брент выглядел сбитым с толку.
— Я и не планировал тебя душить.
— Душить тоже не надо. И ещё…
Только тут Ольша сообразила: он ведь действительно её не душил. В тот момент, когда воздух стал вдруг густым и бедным, он даже не касался её шеи. Его руки лежали на спине и на животе, и это было волнующе, но всё ещё — просто объятия…
Так уже бывало раньше. После Шимшиарве Ольша часто просыпалась от того, что ей казалось, что она задыхается, а на груди лежит камень. Иногда воздух будто застревал в горле, вставал намертво, распирал собой гортань до боли, а в голове мутнело и плыло. Иногда она сидела и всё никак не могла вдохнуть. Мучительно, до животного ужаса, боролась с духотой и приближающейся смертью, — а потом вдруг замечала, что всё это время продолжала ровно, под счёт, выдыхать тепло.
Это было не про воздух на самом деле. Просто какие-то дурацкие выверты сознания, которое никак не может теперь привыкнуть, как дышится в низинах. И вчера днём, когда Брент обиделся на лицо, воздуха тоже было мало, не до паники, но мало, и он с трудом проталкивался внутрь.
Это случалось, когда…
— Ты задыхаешься, когда нервничаешь, — медленно сказал Брент.
— Оно… само, — Ольша улыбнулась жалобно. — Извини, я…
— Тшш. Котёнок. Наверное, я начал не с того вопроса. Мне всё ещё интересно, что тебе нравится, вспомнишь — скажи. А пока давай поговорим о том, от чего ты нервничаешь. Чего мне не делать?
— Всё делать, — снова расфырчалась Ольша, — я не против, и…
Брент выразительно вздохнул и сдвинул брови, и Ольша устыдилась. Он же сказал: так не подходит, давай подумаем, как… это было очень странно, но это ведь в каком-то смысле сотрудничество, партнёрство. А работать Ольша всегда предпочитала честно.
— Это… глупо.
— Так мы не в Стоверге.
— Член, — всё-таки выдавила Ольша. — С членом… трудно. Больно…
— Больно?
Она неловко пожала плечами.
— А с Леком? Тоже было больно?
— Ты правда хочешь говорить об этом?
— А почему нет?
Ольша вздохнула. Конечно, Бренту не с чего её ревновать. Ревность бывает там, где бывают чувства, где отношения, а у них ни того, ни другого. Брент просто собирает данные, чтобы решить техническую задачу. Со Стеной он поступает так же.
И она всё-таки признала:
— Иногда бывало. Редко. С Леком… не было проблем. Просто теперь, после всего, я… даже думать… Можно сперва по-другому как-нибудь, я могу ртом, или руками, а потом я придумаю что-нибудь, чтобы…
— Тшш. Давай просто не будем пока.
— Но я хочу!
— Есть много других замечательных занятий. Потом, если захочешь, попробуем, как-нибудь так, чтобы тебе было спокойно. А не захочешь — и ладно.
— А как же…
— Не переживай, не отвалится. Иди сюда?
Ольшу грызла совесть, и от его ласки она становилась только злее и кровожаднее. Брент относился к ней с такой заботой, с такой нежностью, выслушивал бесконечное нытьё, гладил по голове, таскал конфеты, а она даже…
Очень хотелось оправдаться. И она оправдывалась, как умела, тихо и сбивчиво выговариваясь ему в плечо.
— Я почти не помню само… Что они… Было больно, наверное, но… Потом было очень плохо. И заживало долго. И это всё прошло, но я не могу, я… оно меня догоняет, и тогда сразу… сразу плохо, и нечем дышать, и огонь не отзывается, и я ничего не могу сделать, и…
Оправдания выходили ещё глупее и хуже, чем та мерзкая бесхребетность, из-за которой они и понадобились. И Бренту стоило бы её заткнуть, наверное, или потянуть целоваться, или снова лапать сиськи.
Вместо этого Брент вдруг протянул ей раскрытые ладони.
— Обожги меня.
— Чего? Ты рехнулся?
— Ну не до углей же! Так, слегка. Давай-давай.
— Я не буду тебя жечь!
— Почему?
— Да потому что! Я зря тебе что ли мозоли эти…
— Рукава закатать? С «иглой» ты хорошо наловчилась.
Нестерпимо захотелось его стукнуть. Ольша сжала кулаки так, что ладоням стало больно от ногтей, шумно выдохнула и повторила строго:
— Я не буду тебя жечь.
— Ольша, милая. Я не предлагаю всерьёз. Просто попробуй, убедись, что сила тебя слушается. Если я окажусь мудаком — вломишь от души.
— Я не буду тебя жечь! Да и ты же меня в дорогу закатаешь!..
— Я-то? Ну, во-первых, сейчас я сам предлагаю. А во-вторых, я с тобой подраться-то не рискнул бы!
Ольша фыркнула. Картинно ткнула пальцем в его бицепс. Хороший бицепс, отличный, почти что каменный, рельефный такой, даже через рубашку понятно. В повозку Брент почти каждый раз поднимал Ольшу за талию и вынимал так же, и это выходило у него совершенно безусильно, как будто она вообще ничего не весила.
С другой стороны, в драке у огневиков почти всегда было преимущество, поэтому их и нанимали охотно в силовые структуры. И по уровню Ольша была сильнее: в столкновении разных стихий это не так прямо превращается в победу или поражение, но всё-таки играет роль.
Если говорить о правильном тренировочном бое в школьном зале, Ольша поставила бы на себя семь к трём, из них четыре — на победу в первые три секунды. Дальше многое зависит от техники, землянники умеют собрать вокруг себя столько защит, что упаришься вскрывать, а ещё пытаются превратить любую твою опору в ловушку. Но Ольше тоже было, что на это ответить, и брентовы бицепсы действительно не были бы ей помехой.
Но это — в тренировке. В реальном бою… в реальном бою Брент скорее всего был бы простой целью. Фортификатор, привыкший считать и чертить октаэдры, — ха! Ольше приходилось превращать в факелы куда более зубастых врагов.
Это бывало страшно. Но страшно было — потом, после. А в моменте Ольша просто всегда знала, что огонь в ней, что его нельзя у