— Просто попробуй, — мягко говорил Брент. — Убедись, что я горю.
Сила клубилась внутри. Сила была разлита вокруг. Ольша тронула её краем сознания, скомкала в плотный комок в солнечном сплетении. Потянула из неё нити, провела через всё тело, до пяток, до кончиков пальцев. Пропиталась огнём, пропустила его по венам, свернула в ладонях… отпустила.
— Я не буду тебя жечь. Я никогда больше не хочу жечь людей. Но… спасибо.
Часть четвёртая. Перекрёсток
Глава 1
Они ещё долго целовались, а ласки становились то откровеннее, то спокойнее и нежнее. Странно, но пока Брент не сказал прямо, Ольша и не замечала, как часто он её касается. А их было много, этих касаний: и вполне невинные объятия в повозке, и то, как он кружил её за талию, и как сплетались пальцы, и как он целовал её ладонь и следы от «иглы» на предплечье…
Теперь Брент и вовсе давал себе волю. Его руки были везде, иногда щекотно и забавно, иногда — почти жарко. Он гладил её спину, пересчитывая пальцами позвонки, и, похоже, заметил, как учащается её дыхание, если ласкать самый верх спины между лопатками. Он целовал ключицы, касался груди, выписывал узоры на животе, и делал это как-то так, что Ольша почти возненавидела красивое новое платье. Вот если бы то же самое, но по голой коже…
Когда он сжал ягодицу, Ольша всё-таки напряглась и сама почувствовала, как зажалась, а сознание попыталось спрятаться где-то в тёмном углу комнаты. Но Брент остановился, потёрся носом о её нос, она смотрела в его глаза, а в них не было ничего, кроме мягкой ласки. И Ольша, тихонько всхлипнув, сама потянулась трогать его, совсем сняла рубашку и майку, исцеловала всю широкую спину.
Она почти настроилась, что уж сегодняшний вечер точно должен закончиться сексом. Но не набралась смелости предложить сама, а Брент как-то очень естественно обходил тему. Он не задирал юбку, не хватал её между ног и даже лежал, чуть отклонившись назад: видимо, не хотел снова пугать членом. В какой-то момент паузы стали длиннее, ласки медленнее, и место разлитого в воздухе желания заняла ленивая тёплая нега. Ольша так широко зевнула, что чуть не свернула себе челюсть, а Брент рассмеялся, щёлкнул её по носу и принялся распутывать комок из подушек и одеял.
Потушил лампы. По-медвежьи подтащил её к себе так, что свернувшаяся на боку Ольша оказалась почти окружена его огромным телом. Устроил тяжёлую ладонь у неё на животе, пощекотал дыханием ухо.
— Спокойной ночи, котёнок.
Ольша неразборчиво фыркнула ему в ответ и потёрлась щекой о плечо.
❖❖❖
После глухих, залитых водой и пустынных мест, через которые они проезжали раньше, дорога от Ладерави казалась увеселительной прогулкой. Здесь, в более высокой части земель, люди с давних времён селились плотно. Казалось, что пригород бесшовно перерастает в посёлок, а тот — в соседнюю деревню, а та — в крупное фермерское хозяйство, а то — в следующий посёлок. Часто границами между разными селениями служили одни только межевые столбы: здесь их красили красно-зелёными полосами, и с обеих сторон писали названия на двух языках, марском и местном.
Ольша знала, что эта местность сильно пострадала во время войны; для неё самой всё началось недалеко отсюда. Бои здесь шли несколько месяцев, люди бежали в центральные районы, некоторые городки были разрушены до основания. Но это было давно, война ушла отсюда полтора года назад, и её следы были теперь уже почти стёрты. Больше не пахло гарью, повреждённые дома где-то снесли, где-то подновили, землянники укатали дороги, и только пустыри на месте садов и ряды одинаковых табличек на кладбищах напоминали о былом.
Никакое горе не может длиться вечно, даже если сперва и кажется бесконечным. Вот и сюда люди вернулись строить новую жизнь, и эта жизнь была почти похожа на мирную.
Народу на дорогах тоже прибавилось: теперь Ольша и Брент кивали встречным и махали руками обгоняющим по меньшей мере несколько раз в час, а не пару раз в сутки. На них немного косились: неодарённые не видели силовых линий так же ярко и ясно, как стихийники, но узнавали в странном мареве над повозкой магию. В одном из посёлков бдительный полицейский почти полчаса мурыжил Брента бессмысленными расспросами и разбирал бумаги, как будто мог что-то в них понять.
Ещё до окрестностей Ладерави нормально доходили новости. Благодаря сети воздушной почты срочные известия могли добраться до самых дальних уголков королевства в считанные минуты, но было это совсем недёшево, и по большей части даже в Рушке газеты были либо местные, либо привезённые из крупного города ежемесячники с опозданием в несколько недель. А в Ладерави можно было купить обычную еженедельную газету.
Брент взял их сразу четыре штуки и листал и за завтраком, и за обедом. Ольша заглянула тоже, но у неё быстро заболела голова.
Она почти год не читала новостей, и даже о завершении войны знала настолько мало, что оно всё ещё казалось ей неправдой. До этого у неё долго были только сухие военные сводки и патриотический инструктаж, и теперь новости в газете были для неё новостями из какого-то другого мира.
Вот, например, статья о королевиче Ланцере, который всё ещё был для Ольши покровителем королевского технологического института, а газета называла его наместником Янса. В интервью он рассуждал о развитии промышленности и создании достойных условий для рабочих заводского кластера.
Или вот заметка о, прости стихия, моде, — в ней разбирают изысканный стиль королевичны Луры, чьё имя Ольша слышала впервые. Первый советник по социальным вопросам — кто это? — комментирует возвращение военных из предгорий. «Медики столицы готовы оказать помощь…»Крупное объявление на первой странице: страна празднует рождение королевича Мальфа. Перечисление каких-то выплат, за которыми нужно обратиться в учреждения, которых раньше, кажется, не существовало вовсе.
Брент читал и хмурился, а Ольша снова почувствовала, как густеет воздух. И отложила газеты.
Глава 2
Из газет Брент быстро вычленил главное для себя: первым советником по обороне по-прежнему значился королевич Кушир, а вот конструкторское бюро перешло под протекторат королевны Ирилы.
Кушир был двоюродным братом короля, возрастным, жёстким водником с безукоризненной репутацией. Он служил всю свою жизнь, а возглавлял армию — всё то время, что Брент хотя бы как-то интересовался этим вопросом, то есть никак не меньше пятнадцати лет. В аппарате