Ольша бесстыдно закинула на него ногу, открываясь ещё больше. И не вскрикнула только потому, что Брент заткнул ей рот поцелуем.
Глава 9
Перед глазами кружились звёзды. Целая россыпь звёзд, цветастых точек, жёлтых и красных, синих и белых, серебряных и золотых. На место напряжения и дрожи пришла желейная расслабленность, и Ольша плавала в ней, плавала и кружила, слушая, как постепенно успокаивается заполошное дыхание.
Лениво подняла вверх руки. Подрыгала ими: вялое тело вело себя так, будто было сделано из макаронин. Это было ужасно забавно, и Ольша улыбалась умилённо, а потом рассмеялась. Устроилась удобнее у Брента под боком, прижалась, потёрлась носом о кожу.
Брент смотрел на неё ласково, в глазах плясали искорки. А потом этот наглец задумчиво и медленно — лизнул влажный палец.
Ольша мгновенно вспыхнула. И застонала протестующе:
— Там же крем…
Брент только пожал плечами и чмокнул её в затылок.
И так хорошо было лежать рядом с ним, усмиряя колотящееся сердце, прячась в большом крепком теле от всего мира, дыша близостью и пропитываясь его запахом, что Ольша не смогла выразить это иначе, чем коротким мурлыканьем.
Кажется, она могла бы лежать так вечность. Или просто растечься довольной розовой лужицей.
— Как ты? — хрипловато спросил Брент.
Это он, конечно, хорошо придумал. Сразу видно разумного, сообразительного мужчину. Только такому могло прийти в голову, что Ольша, во-первых, может сказать что-то из этого вслух, а, во-вторых, вообще способна сейчас разговаривать!
— Мурр, — наконец, определилась она с формулировкой.
И переступила кошачьими лапками по его голой груди. Зарылась пальцами в волоски, с интересом замечая, что у плеч они совсем светлые, почти прозрачные, а чем ниже — тем темнее. От пупка вниз и вовсе уходила…
Только здесь Ольша вспомнила о взаимной вежливости и густо покраснела. Облизнула губы:
— А хочешь… я тебе… н-ну…
— Лучше слезь с меня, милая.
Он легонько щёлкнул её по носу, и Ольша, профилактически фыркнув, отодвинулась. Брент накинул на неё простынь, полюбовался, склонив голову, подоткнул плотнее. А потом прошлёпал к ванной.
Руки мыть, наверное. А ещё, вероятно…
О, стихии.
Ольша села, натянула подол ночной рубахи почти до пяток и принялась заполошно обшаривать кровать в поисках панталон. Лицо горело. Она же только что!.. А сама!.. А ему!.. И он там теперь!..
Ольша отчаянно напрягла слух, но за шумом бегущей воды ничего было не разобрать.
Вскочив, она суетливо перетряхнула всю постель, разглаживая сбитую простынь и заново сложив покрывало аккуратным треугольником. Панталоны хозяйственный Брент сунул под подушку. Белье оказалось мокрым, и от этого Ольша снова почувствовала себя отвратительно развратной и при этом чудовищно неумелой. Он ведь был так мил, а она даже…
Она поправила подушки, свернула верхнее одеяло в ногах. Открыла окно и высунула наружу нос, пытаясь хоть так остудить голову.
Отчаянно хотелось быть нормальной. Обычной женщиной, которой понравился мужчина, и теперь она проводит с ним ночь в гостиничном номере ради взаимного удовольствия. Отдаваться, ловить поцелуи, быть томной, игривой и страстной. Быть смелой, стонать под ним, насаживаться на член и просить ещё и ещё. Упиваться его удовольствием, дарить его щедро и со знанием дела.
Стать такой раньше, чем он окончательно разочаруется.
Не совсем ясно, до чего Ольша могла бы дойти в этих панических размышлениях. К счастью для неё, Брент управился очень быстро и вид имел до крайности довольный. С шеи свисало полотенце, а по вискам скатывалась вода.
Ольша, тут же забыв бояться, прищурилась. Но сказать ничего не успела, потому что коварный Брент бесцеремонно поднял её на руки — Ольша тихонько взвизгнула — и в два шага донёс до кровати, а потом и сам плюхнулся рядом, вытянул ноги, с хрустом размял шею. Подгрёб её под себя, как плюшевую игрушку, накинул на них сверху и простынь, и одеяло, уткнулся носом в затылок.
— Вообще-то, я могла бы сама… — начала она то ли оправдываться, то ли обижаться.
— Ага, — согласился Брент.
— И я вовсе не стала бы больше…
— Ага.
— Я и ртом умею, и вроде даже ничего так!
— Ага.
— И это моя половина! А ты опять решил, что я чего-нибудь там! А я, может быть, хочу сделать тебе приятное! Или тебе… тебе не нравится со мной?
Брент в ответ сказал ей на ухо кое-что такое, от чего Ольша покраснела от макушки до самых пяток и надолго замолчала.
— Ты очень милая. Когда матом ругаешься, у любого солдата уши вянут. — Ольша пристыженно зажмурилась: так уж прям ругалась она только один раз, когда шитаки забрался сперва в жуткую грязюку, а потом в сумки, изгваздав всю одежду и перепортив припасы. — А если сказать тебе, что ты красавица, краснеешь, как монашка от порнографии!
Возможно, если бы Брент действительно просто назвал её красавицей, она бы так и не краснела. Но Брент говорил о таких моментах и такой своей реакции на них, что это было, в общем-то, уже не совсем и про красоту.
— А у тебя член красивый! — мстительно ляпнула Ольша.
И — вот позорище — опять покраснела.
Брент заржал. Ольша завозилась, пытаясь вывернуться из его объятий, он не пустил, она куснула его за плечо. Он опрокинул её на спину и прижал к кровати, она потёрлась грудью о его грудь. В комнате снова стало жарко, как в печке, так жарко, что даже огневичке от этого нехорошо, и казалось, что единственный способ сбросить пар — это…
— Давай спать, — хрипло предложил Брент. — Да?
Они смотрели друг другу в глаза, и как бы ни было темно вокруг, нельзя было не ощущать трещащего между ними желания.
— Спать?..
— Спать. Да?
— Да… только мне бы… в ванную бы…
— Так иди.
— Так ты меня держишь!
Брент мученически вздохнул и разворчался, но послушно откатился в сторону.
Глава 10
Сны Ольше той ночью снились тревожные, маетные, полные неясных смутных образов — то тянущиеся к шее чёрные руки, то сквозная дыра в груди, то горелое мясо. Но, по крайней мере, это не были кошмары. Или, если и были, в этих кошмарах не было больше насилия и членов.
А утром рядом с Брентом было спокойно. Легко