Чуть подумав, Брент мог увидеть в этом решении логику. Парадный дворец стоял в самом центре Светлого Града, белокаменный и сверкающий, и с весны по осень был главной королевской резиденцией. На зиму королевская семья и приближенные обычно перебирались в предместье Лесное, в утопающий среди благородных голубых елей Тёплый дворец. Так было и в годы войны, но теперь король решил, видимо, «быть ближе к народу», а ещё наверняка собирался принимать иностранные делегации, которым не место в камерном Тёплом дворце.
Брент получил письмо на шестой день после подписания капитуляции, как раз тогда, когда работы на Вешеле были почти закончены. Со штурма Кальпетина прошло не меньше трёх недель. За это время неведомый отправитель, королевич, не узнал об изменении семейных планов на зиму?
Всё это было пустое. По-настоящему важный вопрос оставался один.
— Почерк. Хадлем, ты можешь узнать почерк?
Глава 9
Из порта Брент выходил с больной головой: Хадлем курил редкостно вонючий табак, да и бутылку вина — а вино было хорошее, полнотелое, насыщенное, — они вдвоём приговорили под пустую беседу, закусив только припылёнными орешками.
Покончив с делами, Комар превратился в почти приятного человека: усмехался шуткам и даже пересказал пару почти-не-секретных баек, за одну из которых Брента вполне могли сгноить в застенках. Показал он и свою новую игрушку, действительно разработку Королевского института: запертая в механизме воздушная магия раскрывалась вокруг аппарата куполом, надёжно глуша лишние звуки.
А почерк — почерк Хадлем не узнал. Но это само по себе тоже было ответом, потому что через Хадлема проходили тысячи писем для флотского штаба, и все письма от королевичей он наверняка принимал лично. Сам король, королевич Кушир, королевич Стан, королевич Ланцер, королевна Альна… кажется, проще было бы перечислить тех, чьи письма Хадлем никогда не видел.
— Королевна Ирила?
Но эту гипотезу Хадлем тоже отверг. Ирила предпочитала машинописные послания, не в последнюю очередь потому, что её почерк был собранием пляшущих кривулин.
Королевич, отдавший Бренту подозрительный приказ, не был связан с армией и не был большой государственной шишкой. Он не жил при короле — иначе знал бы про дворцы. А ещё он откуда-то знал о существовании Брента лично; Брент был, может быть, редким специалистом, но уж определённо не настолько, чтобы какие-то отдалённые от военных дел королевичи хоть раз слышали его имя!
Мог ли письмо написать не королевич? Написать-то мог; но откуда взять оттиск? Сложно представить, чтобы королевич, хорошо знающий цену своей силе, поставил печать, не читая написанного.
К тому же, вместе с самим письмом было достаточно других бумаг, в том числе и отдельный приказ неопределённому кругу лиц содействовать и не чинить препятствий, по которому Бренту и выписали путевой. Такими вещами не разбрасываются.
Было бы приятно даже, если бы к этой загадке не было совсем никаких подходящих ответов. Но по крайней мере один, к сожалению, был.
Его светлейшество королевич Нониль, хранитель Непроницаемой Стены, павший в битве герой-защитник, — он если и писал когда-то адмиралу Лургу, то было это давно, вероятно даже раньше, чем Хадлем сделал свою головокружительную карьеру. Он не жил при дворце. И он, конечно, знал Брента лично: три года они жили в одной башне, ходили одними коридорами, ели в одной столовой и учились у одного учителя.
Киблис Вашкий, талантливейший инженер-фортификатор, умелый конструктор и землянник всего-то четвёртого уровня, вряд ли мог научить огневика-королевича стихиям. Но он мог научить — и учил — думать, просчитывать и принимать решения. Его задачи были чаще задачами на мышление и логику, чем на знания или тактику. Киблис был признанным мастером и мог позволить себе и некоторую экстравагантность, и капризы. И когда Киблис бывал недоволен старанием королевича, что случалось не меньше полудюжины раз, он отказывал королевичу в уроках и отправлял вместо себя ученика.
И Нониль был хороший парень, ответственный, дельный. По-правильному упрямый, не заносчивый, умный. Такому королевичу было честью служить.
А ещё он мог написать письмо, и закрыть на это глаза у Брента больше не получалось.
Проблема лишь в том, что королевич Нониль мёртв. Если же он действительно дезертировал и так остался жив, ему нет никакого резона сообщать об этом широкой общественности, да ещё и столь своеобразным способом.
— Не тот ты человек, Брент, чтобы лезть в интриги королевичей, — доверительно сказал Комар под конец бутылки.
От вина он стал лишь чуть-чуть дёрганее, и его движения стали ещё ближе к странно пластичным движениям насекомого. В кабинете они сидели чуть меньше часа, и несколько раз в дверь стучались с осторожными вопросами, но Комар каждый раз отмахивался: всё действительно важное сделано, а всё остальное — подождёт, пока два старых товарища наговорятся.
— Да какие интриги? — хохотнул Брент. — Где я, и где интриги!
— О том и говорю. Не тот ты человек, Брент, не тот…
Тонкий палец ткнул в документ и потянул его по столу. Брент поставил бокал поверх, пригвоздив сложенный лист.
— Не доверяешь мне? — прищурился Хадлем.
Брент качнул головой:
— Никому не доверяю.
Комар криво усмехнулся, притоптал табак в трубке, пыхнул, выдохнул в потолок три кольца одно за другим. И заметил меланхолично:
— Далеко пойдёшь…
❖❖❖
После таких разговоров и мыслей хорошо возвращаться домой. Когда всё вокруг острое, колкое, и каждый неловкий шаг грозит срывом с горной дороги в усыпанную камнями расщелину, — нет радости большей, чем оказаться у родного огня, в тепле, в объятиях знакомых запахов.
Дом пах домом. Невычислимым сочетанием трав, свежим хлебом, чем-то сквашенным. Мама вернулась с работы раньше обычного и затеяла, судя по заставленной кухне, что-то грандиозное. Отец заперся в кабинете, вывесив на ручку красную табличку «Идёт приём»: по старой памяти некоторые пациенты до сих пор приходили к нему домой, хотя в клинике было куда удобнее. Таль, брезгливо бросивший костыль среди уличной обуви, устроился в кресле, подогнув здоровую ногу под искалеченную. Они с Ольшей увлечённо спорили о чём-то над глубокой тарелкой, едва не сталкиваясь лбами.
Брент погромче стукнул дверью, и мама захлопотала, засуетилась.
— Налида не может сегодня, — сообщила она с обидой, — ей там привезли очередного самозванного королевича! Но завтра обещалась быть, и со всем своим выводком. Ты пацанам хоть гостинец какой придумай, они уже и забыли небось, как ты выглядишь! А малая уже топает, у неё