Развитие триллера шло, как ни странно, по линии развития топосов, в которые триллер помещен. Скажу больше: развитие этих топосов является, по мне, самым интересным зеркалом, в которое может посмотреть человечество. На ранних этапах развития готики самым частым местом действия, в том числе и в первом готическом романе Горацио Уолпола, который так и называется — «Замок Отранто», — становится замок. А теперь вопрос, на который опять-таки только талантливый сочинитель сможет ответить адекватно. Почему замок?
— В замке много темных углов.
— Да темных углов в мире вообще полно, но именно замок — напоминание о былом величии, голос прошлого, это место, откуда ушла жизнь. В замке обитают призраки, но они-то и есть метафора мертвой славы, былых пиров, навсегда утраченного расцвета. Стругацким принадлежит очень точная фраза: прошлое беспощадно по отношению к настоящему. Собственно, как и будущее тоже. Прошлое всегда страшно, потому что оно вдохновлялось жестокими идеалами, потому что оно и было жестоким. Прошлое не может простить нам, что мы живы. Вступая под своды замка, мы чувствуем зловонное дыхание этого непрощающего прошлого, которое, конечно, считает себя лучше, достойнее нас. Оно все время требует ответа — такие ли мы, как они ждали? Конечно, не такие. Нет в нас кровожадного рыцарственного духа, готовности умирать и убивать, всей той готики, которая сейчас активно эксплуатируется русской патриотической литературой: мертвые спрашивают с живых и недовольны ими. Замок — место жестоких пиров жестоких людей. Отсюда «Кентервильское привидение», сентиментальная пародия Уайльда на классический ghost story, хотя Уайльд в «Портрете Дориана Грея» прекрасно нагоняет вполне серьезного страху. Отсюда зловещий замок Дракулы. Прошлое хватает живых, преследует нас. Месть прошлого — традиционная готическая тема: оно настигает либо в виде встреч с давними друзьями, что-то о нас знающими, либо в виде ужасных воспоминаний, либо просто как месть восставших мертвецов в традиционном сюжете о призраках. Замок страшен не потому, что полон темных тайн, а потому он передает грозный привет из Средневековья. А Средневековье — само по себе страшное время и место. Но мы еще, конечно, должны вспомнить самый известный замок в литературе модернизма.
— Кафка?
— Конечно. А почему страшен замок у Кафки? Туда нет входа. Туда нельзя попасть. Замок, вообще говоря, модель чего у Кафки? Символ чего? Многозначный, хороший символ. Да, в общем, и роман-то, мягко говоря, неплохой.
— Государство, система бюрократии?
— О, если бы. Несомненно, это метафора власти, государства, но более широко глядя — это метафора Бога. Кламм — главный бюрократ деревни и одновременно служащий Замка — посредник между Богом и человеком. Замок — Бог, который не подпускает к себе. В замке решаются судьбы обитателей деревни. Деревня у подножия замка — метафора мира, по Кафке, и, к сожалению, весьма точная.
Но замок — не только напоминание о великом прошлом: это еще и свидетельство упадка, рокового и всеобщего обветшания. Замок у Эдгара По в новелле «Падение дома Ашеров» является метафорой великого прошлого, которое нависает над этой семьей как угроза. И помните, Родерик Ашер и леди Мэдилейн, брат и сестра, связанные, видимо, инцестуальной любовью, то есть еще одним символом вырождения, — боятся звуков и красок внешнего мира; они хотят и не могут покинуть это родовое гнездо, потому что современность убьет их. Вы мне, кстати, легко подскажете фильм Бертолуччи, в котором брат с сестрой, измученные инцестуозными страстями, точно так же не могут покинуть свою парижскую квартиру.
— «Мечтатели»!
— Да, история других мечтателей, которая отчасти, конечно, пародирует «Падение дома Ашеров» (как их огромная запущенная квартира пародирует треснувший дом Ашеров). Замок как монумент былого величия и источник ужаса — очень важная тема для саспенса. Именно в замках происходит действие нескольких повестей такого классика триллера, как Гофман. Прежде всего это, конечно, «Майорат», потом «Эликсиры Сатаны». Для триллера вообще характерен мотив деградирующего величия, и именно поэтому викторианская Англия, Англия времен распада империи, становится ареной действия бесчисленных триллеров, и не только воображаемых, а вполне реальных, вроде неразгаданной тайны Джека Потрошителя. Мы уже отмечали с вами, что триллер работает с основными подсознательными страхами человека. Страх упадка, распада, деградации, старости сопровождает нас на протяжении всей жизни. Самый богатый, самый триумфальный землянин не может откупиться от смерти. Поэтому жанр былого величия, разрушения и упадка идеально резонирует с темой замка. Отсюда же еще одна важная составляющая триллера, которая является, например, главным носителем зла у Гоффмана. Вы сами ее назвали — это государство.
Майя Туровская считает, что Гофман в целом противостоит немецкому духу, духу государственности, консерватизма, потому что для Гофмана источником ужаса является власть. И в этом плане Кафка — прямой наследник Гофмана, хотя, казалось бы, что у них общего чисто биографически, кроме языка? Попробуйте сформулировать, почему тема государства является готичной.
— Потому что оно непобедимо.
— Ну да, оно тотально, а готика как раз исходит из непобедимости злого начала. Но что особенно важно...
— Оно анонимно!
— Совершенно точно. Оно безлико. Государство — безличное зло, с которым именно поэтому нельзя сразиться один на один. Допустим, я всегда настаиваю на том, что благотворительность должна быть государственной, подконтрольной государству, прозрачной — потому что тогда она анонимна, и никто не может за ее счет исправить репутацию. Но эта анонимность может быть и злом. Государству нельзя отомстить, с ним невозможно полемизировать, оно склонно похищать и чужую волю, чужую субъектность. Поэтому тоталитарное государство привело к появлению огромного количества очень продуктивных триллеров. Сможете назвать их?
— «Процесс»!
— «1984»!
— Конечно. Я очень этого ждал. Роман Оруэлла — именно триллер par excellence. Более того, это саспенс. Самый пугающий момент там — помните, когда они, видя телескрин, смотрят друг на друга и говорят: «Мы покойники». И в этот момент телескрин повторяет: «Вы покойники». Ни одна экранизация этого не передает. «О государства истукан», — сказал Пастернак, но истукан ведь тоже ужасен, мы поговорим и об этом, — его умолять бессмысленно. В Советском Союзе культура триллера просто не развита, иначе из советского опыта можно было бы сделать триллер такого масштаба, что Спилберг обзавидуется. И арена такого триллера может быть