— Что еще? — Он разводит руки, позволяя мне повернуться, но я не могу смотреть ему в лицо. В темноте он бесконечно страшнее. Как только я снова оказываюсь к нему спиной, он притягивает меня к себе, повышая температуру моей кожи своим излишне теплым телом.
— Очевидно, я в ярости. Зачем ты меня забрал? Почему? — резко спрашиваю я, и он собирается ответить, но я обрываю его. — Да, да, кто-то в городе собирался причинить мне боль, но ты же тоже можешь причинить мне боль? Просто скажи мне точно, чего ты от меня хочешь, чтобы я могла перестать выдумывать это у себя в голове! — Я агрессивно разговариваю, выставив руки перед собой, когда он убирает свои, чтобы позволить мне выплеснуть свои эмоции.
Он скользит рукой, которая находится надо мной, вниз, пока его ладонь не обхватывает мое бедро, заставляя мои вопросы утихнуть. Мне действительно нужна передышка. Я должна была просто притвориться спящей. Он скользит своей огромной рукой по моим спортивным штанам, продолжая молчать, и я предполагаю худшее из всех своих вопросов.
— Я не знаю точно, чего я хочу, кроме как оберегать тебя. — Его пылающая рука сжимает мою дрожащую ногу, заставляя меня снова обхватить себя руками. — Но думаю, что обнимать тебя вот так — это одна из этих вещей. — Если он не отвечает мне, когда думает, что мне не понравится то, что он скажет, ему нужно усвоить, что когда он отвечает, это может быть еще хуже. — Почему ты потеряла сознание, когда очнулась в первый раз? — Его любопытный тон возвращается, и я закатываю глаза, хотя он не может меня видеть.
— Я только что узнала, что меня похитили, гребаный ты робот. — Я снова бросаю ему свои слова обратно, но замираю, когда во мне поднимается паника, когда его мышцы напрягаются вокруг меня. Задерживая дыхание, я готовлюсь к тому, что он собирается сделать. Я застываю, чувствуя, как он выгибается всем телом, словно пытаясь успокоиться. Ладно, ему это не нравится.
— Прости, — шепчу я, когда он тяжело выдыхает через нос, обжигая кожу на моей шее. Я повторяю себе свои цели, которые поставила перед сном: заставить его видеть во мне личность, а не какую-то “вещь", которую он имеет право взять. — Я перепугалась, потому что я... я никогда не покидала город.
— Никогда? — Он приподнимается на локте, и я переворачиваюсь, чтобы мои руки были между нами. Слабый отблеск огня заставляет его угрожающий силуэт возвышаться надо мной.
Когда его тень нависает надо мной, мой идиотский мозг начинает думать, что это была бы отличная картина, вместо того, чтобы чувствовать абсолютный ужас моей ситуации, как мне следовало бы. Он никогда не реагирует так, как я ожидаю, но его неподдельное любопытство ко мне выводит меня из себя больше всего. Я хочу солгать ему, но если продолжу с ним говорить, может быть, он перестанет причинять мне боль и снова заснет, чтобы я могла выскользнуть.
— Нет. Никогда. Я просто не могла по кое-какой причине. — Я постукиваю пальцем по виску. — Я схожу с ума всякий раз, когда пытаюсь. Странная штука с мозгами. — Я пытаюсь говорить спокойно, пока теплое дыхание заполняет темное пространство между нами. Я вскрикиваю, когда он внезапно соскальзывает с кровати и хватает меня за руку, чтобы потащить за собой. — Что ты...
— Просто пойдем со мной. — Когда он вытаскивает меня из комнаты, наши босые ноги шлепают по деревянному полу. Что я такого сказала, что разозлило его на этот раз? Я думала, если скажу правду, он успокоится!
Он врывается в гостиную и тащит меня за собой, прежде чем распахнуть входную дверь. Она была не заперта! Я отложу это на потом.
Я обхватываю себя рукой, когда врывается ветерок, и готовлюсь к тому, что он собирается со мной сделать. Он тянет меня вниз по ступенькам крыльца, которое тянется вдоль передней части хижины, но я так сосредоточена на его фигуре передо мной, что спотыкаюсь на последних нескольких ступеньках. Одним плавным движением он подскакивает ко мне и хватает за руки, чтобы поймать.
Он помогает мне спуститься с последней ступеньки и толкает под руку, чтобы я шла впереди него. Несколько шагов мои ноги вязнут в гравии, прежде чем соскользнуть на прохладную мягкую траву. Он хватает меня за руку, чтобы остановить, и я оглядываюсь на него, чтобы понять, чего он от меня хочет, но я едва вижу его. Все это просто разные оттенки самых темных теней, которые я когда-либо видела.
— Что ты сейчас чувствуешь? — Его хриплый голос — единственный звук вокруг. Я не хочу стоять к нему спиной, но неохотно обвожу взглядом все вокруг.
Поляна, на которой стоит хижина, небольшая, но представляет собой почти идеальный круг с несколькими сараями у линии деревьев. Дорог нет. Подъездной дорожки нет. Я ничего этого не заметила, когда проснулась, но было трудно что-либо разглядеть за его спиной.
Луна и звезды — единственное, что освещает темные просторы, когда мой мозг начинает по-настоящему воспринимать пространство вокруг нас. Я делаю медленный, изумленный вдох, когда мои руки опускаются по бокам, и я поднимаю взгляд. Я никогда не видела ничего подобного.
По мере того, как мои глаза привыкают к темноте, все становится немного четче. Звезды заполняют небо волнами, разбросанные на каждом небесном дюйме. Я не думала, что такое существует на самом деле. Я убедила себя, что фотографии были отредактированы, и людям просто нравилось преувеличивать.
Когда мои чувства поглощают все, что только могут, я понимаю, что здесь не так тихо, как мне показалось сначала, когда начинают просачиваться отдаленные звуки леса. Я и раньше включала звуки природы, чтобы заснуть, но это ничего общего не имеет с реальными звуками. Снующие твари, шелест ветра в кронах деревьев и случайное ворчание животных, которых я никогда бы не смогла угадать, — все это сливается в эту мелодию, которую я никогда не слышала.
Именно в этот момент я понимаю, что мы никак не можем быть рядом с Чикаго. Или любым другим городом. Мы нигде. Не слышно даже отдаленного электронного гула, не говоря уже о машинах. Я готовлюсь к парализующему беспокойству, которое вызывает моя агорафобия (Прим.: боязнь людных пространств), но гигантские деревья вокруг нас съедают все это.
Ни одна камера или видео не могли точно запечатлеть