Я резко вдыхаю.
— Что ты сейчас сказал? — голос Алека становится ядовитым.
— Послушай, сколько ей, двадцать? Включи голову, сын. Она работает няней, а ты ее работодатель. Окружена всем, что могут купить твои деньги, и знает, что жены больше нет. Ты легкая цель. Думаешь, я не встречал таких после смерти матери? Знаю, как это бывает. Но думай головой, а не членом, — продолжает отец. — Она симпатичная, но не жена. Не такая, как твоя мать. И не такая, как Виктория.
Я отстраняюсь от двери. Сердце колотится, мысли путаются, и не уверена, что готова услышать хоть одно следующее слово. Не вынесу, если услышу, как Алек соглашается... И не останусь там, где не нужна.
Слишком долго боролась за то, чтобы меня выбрали.
36. Алек
— Не такая, как твоя мать. И не такая, как Виктория, — говорит отец.
Я давно не чувствовал такой ярости. Она очень похожа на ту, что я испытал, когда Изабель ограбили, но сейчас все иначе, поскольку виновник передо мной.
Прямо передо мной.
— Послушай моего совета, — продолжает он, — и не расслабляйся.
Я провожу рукой по подбородку.
— И что, скажи на милость, дал тебе этот совет?
Он прищуривается.
— Что?
— Ты один с тех пор, как умерла мама. Она была прекрасной. Я тоже ее помню. Мне было тринадцать, когда ее не стало. Но прошло почти тридцать лет. Так что повторяю вопрос: что ты получил, держа оборону?
Отец скрещивает руки на груди.
— Я один вырастил троих детей и превратил «Контрон» в одну из крупнейших компаний страны. Вот что я получил. Никаких отвлекающих факторов, никаких обязательств. Или ты предпочел бы, чтобы я женился на какой-нибудь гламурной куколке, и у тебя появилось трое сводных братьев и сестер, делящих акции «Контрон»? Потому что именно это ждет моих внуков, если ты не будешь осторожен, — он качает головой. — Не могу поверить, что вынужден читать лекцию сорокалетнему лбу о безопасных отношениях. С днем рождения, кстати.
— Ты не получил ничего, — шиплю я. — Вот в чем заключается правда. У тебя были воспоминания о маме, ты посвятил себя компании, а нас сдал нянькам. Таков пример... И он оставил тебя в одиночестве. Совершенно одного, разве что с Лорен, но и тут не смог построить ничего настоящего, да?
Глаза отца расширяются, но голос становится едким.
— А тебе-то что известно о Лорен?
— Ваш роман длится больше десяти лет, — говорю я.
Наш операционный директор вертелась в «Контрон» столько, сколько я себя помню, и все еще фанатично предана отцу. Разве не очевидно, почему он годами держал ее на расстоянии психологической чушью? Видишь ли, я не могу предложить ничего серьезного, а то вдруг ты окажешься охотницей за деньгами.
— Это не твое дело, — бросает он.
— Как и мои отношения с Изабель не твое, — парирую я. — Боже, ты ничего не понимаешь. Она меньше всего похожа на «трофейную жену». Она... она та, кому приходится жертвовать всем ради жизни со мной. Придется оправдываться перед всеми из-за разницы в возрасте, стать мачехой в двадцать пять. Может, некоторые женщины и согласились бы на такое ради сытой жизни, но только не она. Если бы ты хоть что-то знал о ней, то понял бы: она не боится работы, — я поднимаю палец в его сторону. — Если хоть одно из твоих сегодняшних слов повторится при ней, клянусь, я больше не переступлю порог этого дома.
Отец качает головой.
— Ты угрожаешь мне из-за девушки, которую знаешь сколько, месяц? Два?
Черт. Быть со мной, по-настоящему стать моей, значит принять все: ожидания «Контрон», командировки, натянутые семейные отношения, будущую войну за пост гендиректора.
Значит, иметь этого мужчину в качестве тестя.
От этой мысли по жилам разливается яд.
— Отец, ты не вернешься в совет директоров.
Он резко смеется.
— Лишаешь меня места из-за ссоры о твоей новой пассии? Если ты настолько недальновиден, я жалею, что вообще сделал тебя генеральным директором.
— Нет. Я решил это сразу, как только ты попросил, но позволил помечтать просто из вежливости, — я скрещиваю руки на груди и смотрю на него тем же взглядом, которому тот сам научил меня годы назад. — Компания движется вперед. Тебе стоит последовать ее примеру. Вмешательства в работу исполнительной команды не приветствуются. Нам не нужны твои советы. Ты вредишь, а не помогаешь.
— Какое высокомерие, — говорит отец.
— Нет, это правда. Если хочешь наладить отношения с дочерью, позвони ей. Назначь обед. И дай понять, что, хоть выбор мужа и удивил тебя, ты уважаешь ее право на собственные решения. А еще похвали за работу в фонде. Сам же говорил, что у нее неплохой старт, так скажи и ей.
Глаза отца сужаются.
— Но ты хочешь не только этого, да?
— Да. Хочу, чтобы ты затолкал в жопу свои предрассудки, эмоциональную незрелость и все, что заставило тебя так отреагировать на мои отношения с Изабель, — я делаю паузу. — Я не плохой отец и не бездарный генеральный директор только потому, что могу снова полюбить и жениться. И я не был плохим мужем для Виктории только потому, что решил жить дальше. И если бы был на твоем месте, то осознал бы это и, может быть, пригласил Лорен на нормальное свидание. Если она еще готова после всех лет ожидания, пока в тебе найдется хоть капля смелости.
Лицо отца становится багровым. Не знаю, от гнева или от шока. Возможно, и от того, и от другого. Я вижу, он на пределе. Этот человек терпит ровно до того момента, пока не взорвется.
— Смелость, — выплевывает он.
— Да. Твоя жена умерла, — говорю я. — Ну что ж, отец, моя тоже. Нет ничего хуже. Но я учусь тому, что жизнь должна продолжаться. Мама хотела бы этого и для тебя.
Мы не задерживаемся надолго.
Дети хотят десерта, и мы едим его с Нейтом в гостиной, пока отец где-то бродит по квартире, дуясь. Брат бросает на меня несколько вопросительных взглядов.
— Потом, — говорю я после третьего такого взгляда.
Он кивает, оставляя тему. Через несколько дней Нейт улетает обратно в Лондон, но ненадолго. Упомянул, что его друг Дин помолвлен, и Нейта попросили быть шафером.
Я стараюсь быть внимательнее. Запоминать детали. Долгое время мне было проще не вникать. Возможно, так и сейчас безопаснее. Но это не значит, что правильно.
Изабель молчалива по дороге домой. Мак ведет машину. Завтра у него выходной из-за Дня Благодарения, и он уедет