Вечером, когда занятия заканчивались, он обычно спрашивал, не хочет ли кто‐нибудь отправиться в кафе “Терраса”. Студенты вместе с профессором шли через город к кафе, из окон которого открывался вид на реку Лиммат, берущую свое начало в Цюрихском озере. До самого закрытия они непринужденно говорили не только о физике и математике, но и обо всем вообще. Время от времени студенты так увлекались, что начинали подшучивать над своим профессором, правда, не преступая определенной черты. Студенты могли попасть в немилость к Эйнштейну, и тогда он вообще переставал обращать на них внимание или бросал на них особый взгляд. По воспоминанию одного из его студентов, этот “взгляд выражал такое негодование”, что воспринимался как “интеллектуальное наказание” [159].
Вечер не всегда заканчивался даже после того, как свет в кафе оказывался притушен, а стулья – сложены на столах. Однажды Эйнштейн объявил, что утром получил от профессора Планка работу, где есть ошибка. Может, кто‐нибудь хочет ее посмотреть? Вызвались два бесстрашных студента, готовые отправиться к Эйнштейну домой, чтобы разобраться с этой статьей.
– Попробуйте найти ошибку, пока я буду варить кофе [160], – сказал он им.
Ночные гости старались как могли, но, с их точки зрения, все было правильно, о чем они и сказали. Когда кофе был сварен и разлит по чашкам, Эйнштейн указал им на то, чего они не заметили. Потрясенные студенты предложили написать Планку и сообщить ему об этом. Хорошая идея, заметил Эйнштейн, но не следует прямо утверждать, что в статье есть ошибка. Они должны просто вежливо предложить правильное доказательство. Ведь результат верный, сказал он студентам, хотя доказательство – нет.
“Самое главное, – заверил он их, – не математика, а содержание. С помощью математики можно доказать что угодно”.
30
Эйнштейн оставался в Цюрихе недолго. В марте 1911 года они с Марич перебрались в Прагу, где ему предложили должность профессора. Город с его устремленными ввысь готическими соборами был прекрасен, чего нельзя было сказать об обществе. Эйнштейн писал Бессо, что здесь живут “люди, у которых отсутствуют естественные человеческие чувства” [161], жаловался, что им свойственны как “странная смесь классового чванства и сервильности” без намека на доброжелательность по отношению к ближнему, так и “показная роскошь, соседствующая с едва прикрытой нищетой на улице”.
Даже в этой затхлой атмосфере Альберт вскоре завел знакомства. Его свели с Бертой Фанта – хозяйкой салона в доме над аптекой “Юникорн”, где собирались в основном еврейские интеллектуалы. Здесь говорили о философии и литературе, читали лекции, слушали музыку, устраивали тематические маскарады.
Помимо Эйнштейна, редко появлявшегося в этом салоне без скрипки, гостями Фанта были философы, психологи, писатели, сионисты и музыканты. Изредка к ней заглядывал Франц Кафка. Вероятно, однажды, в канун Нового года, там поставили необычную пьесу о философских взглядах Франца Брентано, одним из авторов которой был Кафка. К сожалению, ни Кафка, ни Эйнштейн не дали себе труда хоть что‐нибудь написать друг о друге.
Больше внимания Эйнштейну уделял близкий друг Кафки, писатель, переводчик и композитор Макс Брод. Этот худой человек в очках с лицом аскета тогда работал над романом, в основу которого были положены последние десять лет жизни Тихо Браге – великого датского астронома, проводившего во второй половине XVI века наиболее точные наблюдения за движением звезд и планет. Когда роман “Тихо Браге идет к Богу” был опубликован, изображенный в нем Иоганн Кеплер – молодой ассистент Браге, считавший, что в созданном Богом мире должен быть геометрический порядок, и доказавший впоследствии, что планеты движутся по эллиптическим орбитам, – многим показался знакомым.
В романе идет речь о попытках Браге найти компромисс между геоцентрической моделью Солнечной системы Птолемея и новыми, радикальными гелиоцентрическими представлениями Коперника, сторонником которых был Кеплер. В романе Брода Кеплер – неприхотливый, выдержанный человек, преданный науке и истине. Говорят, что немецкий химик Вальтер Нернст, прочитав роман, сказал Эйнштейну: “Этот Кеплер – Вы” [162].
31
Мария Кюри овдовела в 1906 году. Ее муж Пьер Кюри, с которым они разделили Нобелевскую премию 1903 года, трагически погиб, попав под конный экипаж. Мария была совершенно подавлена. Ее горе разделял и ученик Пьера Кюри, известный физик Поль Ланжевен, предложивший оригинальный способ для описания ускорения частицы в жидкости и изобретший сонар – устройство, позволяющее обнаруживать подводные лодки с помощью ультразвука.
Ланжевен был уже давно женат и несчастлив в браке. Однажды он появился на работе весь в синяках и сознался, что на него напали вооруженные железным стулом жена и теща. Объединенные общим горем, Ланжевен и Мария начали проводить все больше времени вместе и вскоре стали любовниками. Они сняли квартиру вблизи Сорбонны, где могли втайне встречаться. Когда жена Ланжевена узнала об этом романе, она наняла человека, проникшего в квартиру и выкравшего любовные письма Кюри и Ланжевена.
Примерно в то время, в конце 1911 года, и Кюри, и Ланжевена пригласили в Брюссель на первый Сольвеевский конгресс. В интеллектуальном отношении это собрание было невероятно внушительным. Треть из двадцати его участников либо уже были нобелевскими лауреатами, либо вскоре ими стали. Кюри, первая женщина, получившая Нобелевскую премию, на этом конгрессе была единственной представительницей женского пола. Каждый участник конгресса получил по тысяче франков от Эрнеста Сольве – бельгийского химика и промышленника, разработавшего процесс получения кальцинированной соды и сделавшего на этом состояние. Сольве хотел найти своим деньгам хорошее применение, и, кроме того, у него были собственные, довольно странные, идеи, касающиеся гравитации, к которым он хотел привлечь внимание. Поэтому он решил профинансировать встречу лучших ученых Европы.
Сразу после начала конгресса теща Ланжевена продемонстрировала украденные письма некоему журналисту.
“История любви” [163] – так называлась статья в газете “Ле Журналь”, вышедшая 4 ноября 1911 года, когда Кюри и Ланжевен все еще были гостями Сольве. “Загадочное излучение радия… разожгло костер в сердце ученого, беззаветно изучавшего его действие; жена и дети этого ученого в слезах”. “Роман в лаборатории” [164] – такой заголовок украшал первую страницу другой газеты днем позже. Присутствие Кюри и Ланжевена на Сольвеевском конгрессе столь широко обсуждалось в прессе, что им обоим пришлось покинуть конгресс.
“Уже довольно давно известно, что Ланжевен хочет получить развод, – объяснял Эйнштейн своему другу Генриху Цангеру. – Если он любит мадам Кюри, а она любит его, им вовсе не обязательно