Дюкас много работала и была искренне предана Эйнштейну, в частности, оберегала его от особенно назойливых биографов и любопытных, желающих покопаться в его личной жизни. Зачастую она выбегала из дома, гнала прессу вон и просила Эйнштейна ничего не рассказывать журналистам. Она так ревностно берегла его покой, что жители Принстона иногда называли ее личным цербером Эйнштейна (в греческой мифологии Цербер – трехглавый пес Аида, охранявший вход в подземное царство).
“Это мисс Дюкас, моя верная помощница, – сказал про нее однажды Эйнштейн другу. – Без нее никто не знал бы, что я еще жив” [287].
К тому времени, когда семья обосновалась в Принстоне, именно Дюкас уже решала, какие письма Эйнштейну стоило читать и на кого тратить время. Позже она даже определяла, какие весточки стоит Эйнштейну получать от родственников. Внучка Эйнштейна Эвелин вспоминала, что не раз писала деду, но он ее писем так и не получил. Полагая, что Эйнштейн слишком занят, Дюкас часто сама читала адресованные ему письма и отвечала на них.
В завещании Эйнштейн распорядился передать своей преданной помощнице двадцать тысяч долларов – столько же, сколько своей падчерице Марго. Эдуарду он оставил пятнадцать тысяч, а Гансу Альберту – только половину суммы, завещанной Дюкас. Кроме того, Дюкас стала одним из обладателей прав на все литературное наследие Эйнштейна, а это означало, что она наряду с его другом Отто Натаном, тоже строгим и преданным человеком, владела каждым словом, написанным Эйнштейном, даже его письмами сыновьям. Она использовала эту свою привилегию, чтобы влиять на процесс формирования образа Эйнштейна в представлении людей. Цензуре подвергались все публикации, в которых Эйнштейн представал не в образе человека-загадки или светского святого. В течение почти тридцати лет после его смерти Дюкас старалась не допустить упоминания в печати о любых его недостатках и даже контролировала работу его биографов, подчас отказывая им в доступе к документам.
Она всегда считала, что любое упоминание о первой семье Эйнштейна бросало тень на его личность. Дюкас не любила Милеву Марич, и эта ее враждебность сохранялась даже после смерти Марич. Когда Фрида, жена Ганса Альберта, захотела опубликовать написанную ею биографию Эйнштейна, в которой цитировались его письма к Марич и двум их сыновьям и в которой Эйнштейн представал реальным человеком, а не святым, Дюкас обратилась в суд. Она добилась того, что книга Фриды так никогда и не была издана.
61
Кпятидесятилетию Эйнштейна в марте 1929 года городские власти Берлина решили сделать ему подарок – дом в пригороде Берлина. Незадолго до этого купив поместье, в прежние времена принадлежавшее матери Отто фон Бисмарка, они передали Эйнштейну пожизненное право на проживание там. Дом, построенный в классическом стиле, стоял на берегу реки Хафель, и Эйнштейн мог бы там плавать на лодке, спокойно размышлять и заниматься наукой в окружении природы.
Когда Эльза отправилась осматривать новый дом, она с ужасом обнаружила, что прежние его владельцы – пара аристократов – не только не покинули поместье, но и сообщили ей, что Эйнштейны не имеют на него никаких прав. Как оказалось, аристократы не ошибались. По необъяснимой причине договор, который городские власти подписали с владельцами, давал им право продолжать там жить. Город владел землей и домом, но не мог выселить прежних собственников.
Смущенные власти попытались предложить Эйнштейну обустроиться на большей части территории поместья и построить там свой дом. Но это нарушило бы условия договора. Взамен Эйнштейнам предложили другой дом, но он им не подошел: в доме было полно мошкары, рядом располагались конюшни, не было воды. Затем городские власти подыскали еще несколько вариантов домов, но все они тоже не подходили. Газеты с упоением издевались над промахами муниципальных властей.
В конце концов было решено, что Эйнштейн сам найдет подходящий участок земли, а город заплатит за строительство на нем дома. Альберт довольно скоро нашел то, что его устраивало: маленький участок, который принадлежал кому‐то из друзей и располагался на окраине красивой деревушки под названием Капут, вокруг было много озер, лес. Мэр Берлина попросил городских депутатов одобрить распоряжение о выделении двадцати тысяч марок, необходимых, чтобы выкупить участок, подарить его профессору и сохранить тем самым лицо. Эйнштейн нанял архитектора, набросал план строительства, и они с Эльзой радовались мысли, что скоро у них появится свой летний дом.
Но возникла новая сложность. Правые немецкие националисты в городском парламенте стали возражать против выделения денег на покупку участка, постоянно откладывали голосование и настаивали на детальном обсуждении вопроса. Понятно было, что на дебатах обсуждался бы не только вопрос о покупке земли, но и личность самого Эйнштейна. Узнав об этом, Эйнштейн отправил мэру письмо. “Жизнь коротка, а власти принимают решения медленно, – написал он. – Мой день рождения все равно уже прошел, так что я отказываюсь от подарка” [288].
62
В1929 году Эйнштейн получил от ребе Герберта Гольдштейна из Нью-Йорка телеграмму следующего содержания: “Верите ли Вы в Бога? Предоплачен ответ из пятидесяти слов” [289].
“Никто, кроме американца, – рассмеялся Эйнштейн, – не додумался бы послать человеку телеграмму с вопросом: «Верите ли Вы в Бога?»”. Но все‐таки, несмотря на абсурдность ситуации, он искренне ответил на вопрос, использовав меньше пятидесяти оплаченных слов: “Я верю в Бога Спинозы, который проявляет себя в упорядоченной гармонии бытия, а вовсе не в того Бога, который вершит судьбы и определяет поступки людей”.
Труды голландского философа XVII века Баруха Спинозы Эйнштейн и его друзья читали и обсуждали на встречах “Академии Олимпия” в Берне, и уже тогда он почувствовал, насколько близки ему идеи Спинозы. Впоследствии Спиноза станет любимым философом Эйнштейна и ориентиром при выработке его собственной системы убеждений.
Спиноза не верил в религиозные догматы. Загробной жизни, говорил он, не существует, а человек не уникален среди других созданий. Спиноза не верил ни в то, что Библия – это слово Господа, ни в “традиционного” Бога в принципе. Для него Бог – не тот, кто судит нас за наши поступки, слышит молитвы, наказывает за грехи или награждает за добродетели. “Разум и воля не имеют отношения к Богу” [290], – писал он, считая их проекциями человеческих