Просыпается Клим и зовет чехов выспаться, сам сгребает под мышку грубое одеяло и лезет на дрожжи. Сменившись, Клим раскуривает скрученную папиросу и насвистывает кабацкую песенку; в дубровнике мелькает лисий хвост, орет заплутавшая птица. Подсаживается заспанный Игорь и спрашивает табаку, потом говорит:
– Что же ты за человек такой, Клим Вавилов? Мутный какой-то, непонятный.
– Про то же самое и тебя выспросить могу, да не стану, потому как у каждой мечущейся души ныне вопросов и забот выше, чем вершины Эльбруса, и потому любой кумекающий какую-то тайну да хранит.
– У тебя что за тайна? Кого преследуешь, раз с Авериным знался?
– Погляди на меня – ну кого я могу преследовать?! Прост, как крестьянский плуг. Но ищу одного паразита, который украл мою вещь. Сильно я рассердился и хочу вещичку вернуть.
– Дорогая, что ли?
– Бесценная, Игорь. Бесценная! О подробностях умолчу, ну на кой тебе знать? Но вернуть намерен твердо, пойду до конца.
– Стоит того, чтобы в разгар пожара лезть в самое пекло?
Клим отплевывается от табака и говорит:
– Подарю тебе словарь толковый, глянешь там значение слова «бесценный». Усвоил? То-то же. Но я-то тебя спрашивать не стану, зачем Аверина замучил и почему тащишься в такую даль – мне оно параллельной линией чертится, да и крепче спать буду. Но ты смотри в оба – путь долгий. – И, успокоив разволновавшуюся кобылку, продолжает: – Девка-то загляденье, наблюдай за ней смело – я не претендую. Стирала бы да готовила, большего и не требую. – Пауза. – Со мной посидишь иль в тепло?
– Про какое тогда предприятие ты пел Рите? Озолотить собирался? – спрашивает Игорь.
– Обманывать я не умею, ты усвой и это. Вот заберу вещь – и в Маньчжурию. Настрою продовольственные караваны из Китая в Петроград и Москву, стану первым кулем из всех мешочников.
– Ох, фантазер, – цокает Игорь и спускается обратно в тепло закрытой от ветра кареты. А воет будь здоров, и только низина скрадывает порывы и сдерживает стихию поодаль от экипажа.
С рассветом стихия утомляется, всходит холодное солнце, при нем веселее хлопочется. Рита ставит на костер котелок, варит кофе и суп из курятины, Риго и Лингр все еще спят, а Клим забирается на дерево и читает свою тонкую книжицу в кожаном переплете. Игорь спрашивает: «Чего читаешь? Да еще в такой диковинной манере?» Клим отмалчивается и шевелит губами, будто молится или учит наизусть. Игорь отстает от него и помогает с завтраком Рите, заодно расспрашивая о жизненных мелочах, о прошлом. Рита наливается краской и отвечает невпопад, но ей с Игорем радостно, и путешествие кажется совсем не трудным, как приключения Дон Кихота. За горизонтом, где-то далеко-далеко грохочет батарея, но ее отзвук не мешает странникам припасть к мискам наваристого бульона.
– Чудное варево, ты не зря отправилась с нами, мон шери, – говорит Клим, – этим супом можно выходить сто тысяч больных.
– Ну уж не преувеличивай, дорогой Клим. Кстати, как по батюшке? – спрашивает Рита.
– Нету отца у меня, сам родился и вырос.
– Не бывать так, – вклинивается весельчак Марек Риго. – Сами не родятся. Мать нужна. Отец.
– Тумана нагоняет, чтобы позу принять загадочную, – отмахивается ложкой Игорь, прожевывая курицу.
– Прагматичный ты немец, Крейт. А есть ли у тебя приставочка, которая сразу франтом делает? Сдается мне, ты у нас баронских кровей, – говорит Клим.
– Есть отец, нет отца – какая разница? Нам тысячи верст топать, пора двигаться, – сворачивается Игорь и грузит посуду в багаж.
– А вы куда путь держите? Тоже в Маньчжурию? – спрашивает Рита у белочехов.
– Патрик едет во Владисток… Владстовок. Ну, поняли. На корабль – и домой. А я к брату в Никовск-на-Амуре, – говорит Марек. Патрик молчит и убирает конскую кормежку.
– Tempus abire! [6] – командует Клим, садится на отдохнувшую кобылу и едет вперед, пробуя дорогу на ладность и находя объезды, когда грязи становится по колено.
Проехав очередную одолеваемую сонным параличом деревню, погоняв озлобленных собак и выменяв на спички краюху сала, экипаж набредает на кисло-зеленый пруд, подернутый тиной; на воде недвижимо покачивается одетый в гимнастерку и галифе мужской труп, руки его разбросаны, как у звезды, и лицо в дно смотрит, подставив неласковому солнцу затылок. Прошли бы мимо, только б Рита перекрестилась да прочитала чуть слышно молитву Богородице, но отвалилось заднее колесо и карета накренилась набок.
Клим снимает полушубок и засучивает рукава – берется за ремонт и обещает управиться за полчаса. Набухли густые тучи, небо вот-вот разразится ливнем, и на помощь Климу приходит молчун Патрик. Скучая, весельчак Марек травит Рите анекдоты, но вскоре упирается взглядом в дрейфующий труп и подыскивает длинную ветку, а не найдя, ломает от ближайшего деревца. «Чего творишь?!» – спрашивает Игорь. «Рыбачу, ясно же!» – отвечает Марек. Он водит кривой палкой по стеклянной воде и, кроша лед, оставляет на зеленой глади черные полосы; подцепляет наконец труп и тянет к берегу. «У него сумка!» – докладывает Марек, осматривая чужие вещи. Затем переворачивает раздувшееся от воды тело и видит на лице его рогатую маску, походящую на драконью рожу, но со свиным пятаком и тремя людскими глазами. Марек ругается на родном языке и кликает Клима. Марек тянет его за рукав и указывает на маску; Клим снимает ее с трупа – вместо лица одно иссиня-черное пятно – и протирает тряпицей. «Керамическая, – шепчет Клим и прижимает маску к груди. – Рано ты обнаружился, Эрлик-хан [7], не ждал я тебя». Клим прячет находку в сумку и продолжает починку колеса. Игорь возвращается – он отходил рассмотреть, куда ведет дорога, – и сообщает, что впереди пустыри да болота. Рита ему расскажет потом, она-то подсмотрела за Климом, но допытаться побоялась: было в движениях Клима сакральное почтение и даже трепет.
Проезжают несколько крупных поселений, не скрываясь от красных патрулей. Те иногда расспрашивают и требуют предъявить документы; у Клима есть легенда, и на третий повтор она звучит внятно и без заковырок: родительский дом хотят посетить он и брат с женой – Игорь и Рита. Живет их мать в краях, принадлежащих пока что врагу, близ Омска, но Клим и его брат твердо намерены мать вывезти на благостную землю новой страны. Ему не верят, мол, фамилии разнятся, но Клим подхватывает сомнения и сообщает, что брат от другого отца, который был немцем, а в войну Игорь от него отрекся, сам Клим от второго папки – Вавилова Аркадия, которого Китобоем кличут, слыхали? Нет?! Как же! В Архангельске его суденышко