— Эх, жалко, полицаи забрали у Седова карту и отправили как доказательство немцам. Нам бы она сейчас очень пригодилась. Но я показал летчику схему лесничества, и он кое-какие ориентиры нам набросал. Мы сейчас, по его сведениям, где-то между Минском, Могилевом и Бобруйском. Когда начался воздушный бой, он на местность не смотрел, само собой разумеется. А потом его сбили, и он не успел определить ориентиры. Но я не об этом. Слушай, командир, я тут подумал, с Сенькой посоветовались. А может, нам глянуть самолет Седова? Это же самый простой вариант отправить его к нашим через линию фронта. Тут ведь дело в чем! У него после боя начались перебои в работе мотора. Значит, повреждение механическое, что-то нарушено, что возможно попробовать починить. Если бы мотор сразу у него во время боя заглох, загорелся или просто задымил бы, то в наших условиях ему хана. А тут можно подумать… Как ты считаешь?
Романчук посмотрел на инженера, потом на летчика, отогревшегося и сытого. Действительно, это было бы самым хорошим выходом в сложившейся ситуации. Но всю идею портил факт, что немцы нашли самолет и, видимо, хотят его куда-то отбуксировать тягачом. Значит, инженеры просто не успеют ничего предпринять.
— Боюсь, что мы опоздали с твоим планом, Николай, — покачал с сомнением головой Романчук. — Теперь, когда немцы нашли самолет, нам уже не успеть ничего предпринять. Нам еще добраться до него нужно, определить причину неполадки, а потом еще ее и устранить.
— А если там причина пустяковая? — Услышав разговор товарищей, к ним подсел Канунников. — Засорилось что-то, например, и нужно просто прочистить. Мы с Николаем обсуждали это, пока ехали. Я с ним согласен. Предлагаю, Петр Васильевич, незамедлительно отправиться к самолету и начать изучение неполадок.
— Ну что же, дело того стоит, — подумав, ответил капитан. — Важные сведения для командования должны быть доставлены через линию фронта как может быстрее. Тем более что сейчас, на этом этапе, нам важно сохранить аппаратуру и пленку. Думаю, что все нужно забрать из дупла дерева, куда летчик спрятал свое фотохозяйство. Тут оно будет сохраннее. Вдруг у немцев найдется догадливый человек, сообразит, что на самолете ранее устанавливалась аппаратура и ее после посадки просто неподалеку спрятали.
За стеной послышался топот ног, и дверь в бытовку открылась.
— Наши идут! — выпалил Сорока. — Все трое, все целы!
Романчук вместе с женой и дочерью не удержались и вышли из цеха встречать разведчиков. Ребята хоть и шли бодро, но чувствовалось, что устали очень сильно. Пограничник подумал, что раз группа так долго не возвращалась, значит, решили попробовать перебраться через разрушенный мост на другой берег. И, судя по всему, это у них получилось.
И вот снова весь отряд был в сборе. Гомон голосов, тепло от железной печки, испытываемая радость от спасения советского летчика. Но сейчас нужно было принимать решение, и всех партизан надо было поставить в известность о предстоящей операции, о планах по спасению разведывательных сведений с самолета.
— Старшему лейтенанту Седову с нами идти не обязательно, — первым взял слово Канунников. Он слаб еще, ему нужно набраться сил для того, чтобы управлять самолетом, если его удастся починить. Дерево он нам показал с Николаем, так что забрать аппаратуру и пленку из дупла мы сможем и без Седова. Я считаю, что сейчас это самое главное, что мы должны сделать.
— Я могу один верхом отправиться и забрать, — предложил Лещенко. — Как говорили у нас во дворе, меньше народу — больше кислороду.
— Нельзя, — возразил Канунников. — Немцы могли уже узнать о гибели полицаев и побеге летчика. Они начнут прочесывать местность, искать партизан. Одному никак нельзя.
— Ну, тогда слушаем меня, — заговорил командир. — Приказ такой: идем двумя группами. Инженеры забирают из дупла аппаратуру и пленку. И если будет возможность, определяют неисправность в моторе самолета. Вторая группа прикрывает. Если появятся немцы, то вторая группа связывает их боем и дает уйти инженерам с аппаратурой. Инженеры отправляются верхом, мы запрягаем в самодельные сани, которые ребята собрали, лошадь. Грузим боеприпасы и идем другой дорогой. В основном перекрываем направление со стороны той деревушки, где останавливались полицаи. Сил у нас мало, так что распределяю личный состав следующим образом…
Романчук говорил и смотрел на партизан. И тут до него дошло, что он заговорил сейчас интонациями и терминами, к которым привык за время своей службы на границе. А ведь тут всего один военный — Саша Канунников, а остальные — гражданские люди. Даже капитан-особист Сорока и тот боевого опыта имеет не больше, чем у Лещенко и Бурсака. Но придется выполнять боевую задачу теми силами, какие есть. Тут все горят желанием бить врага, приносить пользу Родине.
— Со мной в группе прикрытия пойдут лейтенант Канунников, Игорь и Зоя Лунева, которая лучше других сможет управиться с лошадью и санями. В лагере остаются Лиза и Светлана. Комендантом лагеря я назначаю сотрудника особого отдела капитана Сороку. Он отвечает за оборону лагеря. Светлана уже чувствует себя хорошо и может нести службу в карауле снаружи. Ни на минуту не прекращать наблюдение за окружающей местностью. При малейшем намеке на приближение врага — уходить в лес. Приказ всем ясен?
Никто не стал возражать, даже Сорока. Светлана же оживилась, услышав приказ, касающийся ее самой. Кажется, девушка тяготилась тем, что все эти люди рисковали жизнью, спасая ее из концлагеря. Не просто как советского человека, а именно как дочь Петра Васильевича, своего командира. И сейчас здесь, в этом лагере, она чувствовала себя как бы на особом положении из-за отца. Теперь она полноправный боец, который будет нести партизанскую службу наравне с другими.
— Сейчас всем подготовить личное оружие и отдыхать, — приказал Романчук. — Выходим, когда стемнеет… Лиза, натопи снега, чтобы мы могли взять с собой питьевую воду.
Поздний декабрьский рассвет застал партизан в знакомых местах. Приложив к