— Слушай, а как там Москва сейчас? — осторожно спросил Канунников.
— Москва? — Седов помолчал, а потом как-то грустно улыбнулся. — Да я там не был уже года три. Как-то с Севера летом, когда в отпуск ехал, был в столице проездом. А вот от ребят слышал, что трудное время пришлось столице пережить, ведь эвакуировали все, что могли, но правительство осталось и Сталин остался в Москве. Фашисты подошли очень близко, многим паникерам казалось, что скоро конец всему, а 7 ноября знаешь, что произошло? В жизни не поверишь! На Красной площади перед Мавзолеем прошел военный парад Красной армии, посвященный годовщине Великой Октябрьской революции. И это в тот момент, когда враг стоял буквально у ворот столицы. Тяжелое время было, три линии обороны выстроили, готовились к городским боям. На самых опасных направлениях стянули все силы авиации, подошли дивизии из Сибири и Средней Азии, с Дальнего Востока. А совсем недавно, пятого декабря началось наше контрнаступление. Громят врага наши дивизии, гонят от Москвы! Так-то вот, лейтенант. Стоит Москва и будет стоять. Никому не дано сокрушить ни нашей столицы, ни нашей страны, ни нашего народа. Верить в это надо и сражаться надо так, чтобы внести свой вклад в общее дело. А Москва в баррикадах и противотанковых «ежах», сваренных из рельсов. Работает Москва, метро снова работает, и концертные залы тоже.
— Вот это да! — восхищенно сказал Канунников. — Значит, не зря все, не зря мы на Родину рвались из Польши! Ну, держись теперь, фашист! Мы тут такое ему в тылу устроим, что икаться будет до самого Берлина.
Саша Канунников не знал, да и не мог знать всей обстановки в стране в первые месяцы войны. Еще там, в Польше, осенью обнадежило сообщение радиста, с которым им посчастливилось наладить связь. Москва не сдана, Москва стоит! Да, к осени 1941 года немецкие войска вплотную подошли к Москве. Операция «Тайфун», начатая в конце сентября, должна была привести к падению советской столицы. К середине октября враг взял Вязьму и Брянск, окружив часть наших войск. Линия фронта стремительно приближалась к столице, и в Москве было тревожно.
16 октября 1941 года стал одним из самых тяжелых дней для москвичей. Часть партийных руководителей и учреждений начала эвакуацию в Куйбышев. По городу поползли слухи, распускаемые паникерами, о скорой сдаче Москвы. Некоторые предприятия закрывались, работникам перестали выдавать зарплату, в магазинах начались перебои с продуктами. На вокзалах скопились толпы людей, пытавшихся уехать на восток. В городе начались случаи мародерства, стали возникать стихийные митинги возле правительственных зданий, где люди пытались узнать истинное положение на фронте и угрозу городу. Однако уже через несколько дней власти взяли ситуацию под контроль: было объявлено осадное положение, введен комендантский час, усилена охрана порядка.
Несмотря на присутствие панических настроений у некоторой части населения, большинство москвичей оставалось на своих местах. Сотни тысяч человек (в основном женщины и подростки) рыли противотанковые рвы, устанавливали баррикады, сооружали укрепления на подступах к городу. На улицах появились «ежи» и мешки с песком, правительственные здания и промышленные предприятия маскировались под жилые кварталы, чтобы сбить с толку немецких летчиков. Фабрики и заводы работали круглосуточно, выпуская оружие и боеприпасы. Метро частично закрылось, некоторые станции готовились к подрыву на случай прорыва немцев. Театры и кинотеатры прекратили работу, но радио продолжало вещать, передавая сводки Совинформбюро и поддерживая дух горожан.
Лейтенанта действительно поразил тот факт, что, несмотря на близость фронта, Сталин принял решение провести традиционный парад в честь годовщины Октябрьской революции. Это был мощный психологический удар по врагу: войска прямо с парада уходили на передовую. В параде участвовали представители частей, которые в этот момент находились на позициях. Речь Сталина: «Пусть вдохновляет вас мужественный образ наших великих предков!» — вселяла уверенность в победе.
Это были тяжелые месяцы, но стойкость наших солдат привела к тому, что к началу декабря немецкие войска выдохлись. Морозы, достигшие –30 °C, проблемы со снабжением и упорное сопротивление советских частей остановили вермахт в 25–30 км от Москвы. А 5–6 декабря 1941 года Красная армия перешла в контрнаступление. Удар был неожиданным для немцев, которые считали, что у Советского Союза нет резервов. Войска трех фронтов: Западного, Калининского и Юго-Западного отбросили врага на 100–250 км от столицы.
Первые известия о победе вызвали ликование. Люди, месяцами жившие в страхе от бомбежек и возможной оккупации, теперь с надеждой слушали сводки о продвижении советских войск. В магазинах появились продукты, город постепенно возвращался к мирной жизни. Да, радость омрачалась осознанием потерь: тысячи москвичей погибли на фронте, многие семьи получали похоронки. Город еще долго оставался на военном положении, но главное было ясно — Москва выстояла. Для партизан, так долго оторванных от Родины, эти известия были важнее всего. Красная армия все так же сильна, столица выстояла. А контрнаступление в декабре 1941-го не только спасло город, но и стало первым крупным поражением вермахта во Второй мировой войне, развеяв миф о его непобедимости.
Сверху спрыгнул Лещенко и махнул рукой.
— Павел, принимай работу! Заводи свой примус!
Седов оживился и бросился к самолету. Инженеры, улыбаясь, хлопали его по плечам. Им и самим не верилось, что в лесных условиях они смогли починить современный истребитель, чтобы тот смог взлететь и вернуться на свой аэродром через линию фронта. Канунников тоже волновался, но его задачей была охрана, и он старался больше смотреть по сторонам, а не на самолет. В целях безопасности, чтобы не привлекать внимания, фары бронетранспортера пришлось потушить.
Летчик взобрался по самодельной конструкции в кабину, и инженеры оттащили в сторону стеллаж, собранный недавно из тонких стволов деревьев. Махнув рукой, Седов крикнул: «От винта!» — и все отошли подальше от самолета, с волнением ожидая, что получится. Винт с гулом начал проворачиваться, мотор дважды чихнул, выпустив струю черного дыма. Все быстрее вращение винта, и вот мотор взревел и заработал на ровных оборотах. Все получилось — топливо исправно поступало в мотор. Седов поднял руку в перчатке, а Канунников подбежал к самолету и закричал:
— Давай, улетай, Павел! Удачи тебе и привет нашим от партизан! Москве привет!
И вот самолет покатился по заснеженной земле. Летчик чуть развернул машину, чтобы впереди было открытое пространство без деревьев и кустарника. Заранее, еще в светлое время