…Канунников и Бурсак едва не попали в беду, когда неожиданно услышали на юге стрельбу. Сначала последовала длинная пулеметная очередь. Потом винтовочные выстрелы вперемешку с пулеметными очередями. Все это было очень похоже на бой. Удивляло только то, что не слышно автоматных очередей. Если в бой вступили Романчук с Игорем, то они стреляли бы и из пулемета, и из автомата, который был у юноши. Немцы, судя по всему, были вооружены винтовками.
Партизаны остановили лошадей и стали прислушиваться. А потом звуки боя сразу прекратились. Это наводило на неприятные мысли о том, что товарищи убиты или схвачены.
— Туда, — указал рукой лейтенант и, разворачивая лошадь, ударил ее пятками под бока, чтобы пустить рысью.
Сенька последовал за товарищем, и оба понеслись, насколько это было возможно, по краю лощинки в ту сторону, откуда недавно была слышна стрельба. И тут произошла неприятность. Лошадь под лейтенантом оступилась на краю низинки, и снег поехал вниз по склону. Не очень крутой склон, но когда ты сидишь на лошади без седла, то в такой ситуации удержаться на спине животного очень трудно. И Канунников слетел с коня, пытаясь удержаться за повод. В результате и он, и лошадь покатились по заснеженному склону вниз. Лейтенант успел понять, пока летел, что и с Бурсаком приключилась такая же неприятность. В голове в этот момент была только одна мысль: только бы его не придавило лошадью товарища.
Шум сползающего снега, крик, ржание лошадей. Канунников, поняв, что сверху на него ничего не рухнуло, поднялся, пытаясь вытряхнуть снег из-за воротника куртки, и стал искать шапку. Бурсак поднимался чуть левее, кряхтя и ругаясь. На ноги он поднялся легко, значит, ничего не сломал. Теперь лейтенанта беспокоили лошади. Только бы они не пострадали! Оба животных легко поднялись, тряся гривами и фыркая.
— Ну, ничего себе приключение! — отряхиваясь от снега, сказал Бурсак и посмотрел наверх. — Вроде и не высоко, но когда ты летишь вниз вместе с лошадью, то как-то становится страшновато.
— Ничего, переживем, — нехотя отозвался Канунников. — Главное, мы целы и лошади целы. Давай теперь выбираться отсюда. Двигаться вверх, мне кажется, смысла нет. А вот вдоль склона пройти можно попробовать. Может, выберемся отсюда. Странно, что больше не стреляют. Если ребята оторвались, то их должны преследовать. А так непонятно — короткий стрелковый бой, и все. И ни звука больше!
— Не хочется думать об этом, Саша, но если они погибли?
— Кто? — Канунников подошел к своей лошади, потрепал по гриве и взялся за повод. — Мы даже не знаем, с кем был бой. Романчук с Игорем попались или Лещенко на бронетранспортере влип в историю. Мотор мог заглохнуть, и Лещенко стал отстреливаться от немцев. Вот и ответ. Но, пошла, пошла!
Сашка стал тянуть лошадь под уздцы, заставляя выбираться из снега, но та упиралась и не хотела идти ни в какую. Бурсак последовал его примеру, но и его животное категорически отказывалось идти. Было понятно, что лошади устали, они были голодными и со вчерашнего дня ничего не ели. И вокруг, естественно, ни травы, ни стога сена. Партизаны переглянулись. Никто не знал, что делать. Наверное, лошадям нужно дать отдохнуть.
— Вот что, Сенька, — Канунников отпустил повод. — Оставайся с лошадьми, охраняй их, а я пойду на звуки выстрелов. Я все-таки боюсь, что кто-то из наших попал в беду.
— А ты уверен, что стреляли неподалеку? — усмехнулся Бурсак. — Сейчас тихо, звук мог распространиться на расстояние километров в десять. Ты и за три часа это расстояние по снегу не пройдешь.
— Черт, вот ведь угораздило! — Канунников со злостью пнул ком снега и принялся ходить взад-вперед. — Хуже не придумаешь.
— Слушай, а может, это и не наши, — попытался спокойно говорить Бурсак. — Ты же сам утверждал, что в этих лесах должны быть партизаны, что немцы не просто так засылали провокаторов и предателей. Может, партизаны на немцев напали и перебили всех? Наверное, нам надо учиться выдержке, лейтенант. Это совсем другая война, это не на линии фронта. Как ты думаешь?
— Не знаю, — помотал головой Сашка. — Может, ты и прав. Там ведь тоже, на передовой да в окопах стрельбы разной много. На каждый выстрел кидаться не будешь. И позиции нельзя покидать без приказа командира. И у нас с тобой приказ искать самолет. Ладно, давай нервы в сторону. Может, костер разжечь?
Лошади стояли смирно. Они пытались пощипать тонкие березовые веточки, но потом оставили эти попытки и стали собирать губами снег под ногами. Партизаны набрали сухих веток, наломали палок потолще с поваленных деревьев. Через несколько минут составленные шалашиком прутья и наломанные ветки занялись огнем и жарко разгорелись. Партизаны наломали еще и еловых веток и уселись на них, как на подстилку, защищающую от холодной земли и снега. В лесу было тихо, но от этого на душе не становилось менее тревожно. На войне тишина пугает порой больше, чем шум боя. Хотелось есть. От тепла и усталости начинало клонить в сон.
— Сеня, ты подремли немного, а я покараулю. Потом поменяемся, — предложил Канунников и встал.
Походив вокруг, он остановился так, чтобы спиной чувствовать тепло костра, инапряг слух. Пока тихо… Сашка прислушивался к тому, что происходит в лесу, стараясь не пропустить ни звука, ни шороха, и вдруг понял, что думает о Зое, о Светлане. Как они там, спокойно ли в той части леса, в доме лесника? Хорошо, что Романчук вернулся. Теперь ясно, что женщины с Сорокой добрались благополучно. «Какие они разные, — думал Саша. Он пытался осуждать себя, что в такое время думает о девушках, но потом перестал. — Если война способна запретить думать о женщине, о любви, о прекрасном, если она способна убить чувство прекрасного, то грош цена человеку, кто этому поддался. Нет, надо сопротивляться и любить вопреки войне, вопреки всему. А почему я думаю про любовь? — Сашка смутился своим мыслям. — Нет, все правильно. Я просто присматриваюсь к Светлане. Сначала мне думалось, что она слабая и я ее жалею, а теперь у меня другие мысли… А Зоя? А Зое, кажется, нравится Игорь, хоть он и моложе ее. Боевой парень,