Гул моторов они услышали, когда находились в лесу. Романчук схватил за рукав Сороку и кивнул в сторону деревьев.
— Быстро уходим с дороги!
Дорогой это назвать было сложно, так, лесная тропа, по которой, может быть, и телега проедет. Но оставлять следы на открытом пространстве опасно, и разведчики поспешили в лес. Метров через двести они достигли опушки и тут же легли в снег, прячась за наметенным сугробом. Посреди поля на рельсах все так же стоял тот самый вагон, из которого они бежали сутки назад. Сейчас к вагону приближались прямо по полю немецкий грузовик и бронетранспортер.
— Солдаты, — тихо произнес особист. — Ну вот и закончилась спокойная жизнь. А если они станут прочесывать лес?
— Тогда мы примем с тобой бой здесь! — решительно отозвался пограничник. — Наши услышат и успеют уйти. И мы с тобой должны связать немцев боем.
— Двумя автоматами? — уныло спросил Сорока. — Долго мы не продержимся. Да и патронов у нас по четыре магазина.
— Сколько сможем, столько и продержимся, — сухо ответил капитан. — О чем спор, я не пойму. Перед нами враг, и он напал на нашу страну! О чем тут рассуждать? Его бить надо везде, где встретим!
Они лежали в снегу и смотрели, как немецкие солдаты высыпали из грузовика и бросились к вагону. Как офицер, чья фуражка торчала над бронетранспортером, что-то приказывал и активно жестикулировал. Немцы забрались в вагон, стали осматривать сцепное устройство. Кто-то подбежал к офицеру и стал показывать в сторону ближайшего леса, где сейчас прятались партизаны. Романчук понял, что немцы, естественно, предположили, что люди, прятавшиеся в вагоне, ушли в сторону ближайшего леса, чтобы быстрее скрыться. Офицер распорядился нескольким солдатам остаться возле вагона, а остальные стали забираться в кузов грузовика. Через пару минут бронетранспортер и машина медленно поехали к лесу.
— Ну вот, Олег Гаврилович. — Романчук откинул приклад автомата и прижал его к плечу. — Пришел и наш черед жертвовать собой ради товарищей. Боишься?
— Нет, — немного уныло, но все же твердо отозвался особист. — Судьба такая штука, что не знаешь, когда она к тебе лицом, а когда задницей поворотится. Человек не может знать, он может только в каждую минуту человеком себя ощущать.
— Э, нет, Сорока! — со злостью выкрикнул капитан. — Не задницей к нам судьба становится, она от нас требует стать на защиту близких, а это святое для русского человека!
— Ты же белорус, Петр?
Романчук начал было отползать в сторону, чтобы занять удобную позицию, но остановился и внимательно посмотрел на особиста. Посмотрел так, что тому стало неуютно и неловко.
— Знаешь, что я тебе скажу, Сорока. — Романчук поднял руку со сжатым кулаком. — Пора забывать про национальность, когда дело касается Родины. Помнишь, как грузинский князь Багратион говорил, кем он себя называл? Он называл себя русским генералом! А почему? Да потому, что все мы, независимо от национальности и вероисповедания, русские, потому что у нас одна исконная Родина — Русь-матушка. Мы русские потому, что мы граждане этой страны, Родина она наша. А уж все остальное — это потом.
Они лежали в снегу, каждый прикрываясь стволом дерева и напряженно глядя на то, как приближается враг. Романчук уже не думал о том, что сказал Сороке. Сейчас главным было удержать врага, навязать ему бой. А если получится, то и не пустить в лес. Сорока все же думал о словах пограничника. Никогда особист не понимал таких людей с их сложностями. Зачем так все усложнять, запутывать? Но и его мысли постепенно улетучивались из головы по мере того, как приближался немецкий бронетранспортер. Холодок пробегал по спине при мысли, что начнет сейчас работать оттуда пулемет и ни за каким деревом не спрячешься. Гранату бы сейчас, но гранат не было. Да и не подползти к машине. На белом снегу хорошо видно человека.
Взревывал мотор бронетранспортера, из-под гусениц летел снег и комья мерзлой земли с сухой травой. Машина тащилась следом, по проложенному пути. «Ну, вот и все, — подумал Романчук и повел стволом автомата, прицеливаясь по узким щелям на переднем бронированном щитке, чтобы попытаться поразить водителя. — Хорошо бы попасть в мотор, чтобы заглох или загорелся. Но для этого нужны бронебойные пули или открытая часть мотора. Так можно из автомата остановить грузовик. Может, с него и начать?»
И тут бронетранспортер остановился. Следом послушно замер и грузовик с солдатами. Романчук видел, как появилась голова офицера, поднялась рука с биноклем. Немец осматривал лес перед собой, осматривал долго. Очень хотелось подвести мушку автомата под его голову и нажать на спуск. Это соблазнительно — сразу же убить командира, и тогда подразделение, может быть, и откажется от рейда в глубину леса, не станет ввязываться в бой. Может быть, а может, и нет…
Офицер опустил бинокль. Потянулось время, тягучее, как кисель, и каждый из партизан стал чувствовать, как гулко бьется в груди сердце, гулко и громко, что, кажется, его слышно за несколько метров. Указательный палец Романчука застыл, закоченел на спусковом крючке. А потом бронетранспортер в очередной раз взревел двигателем и… стал разворачиваться. Все, машина тоже повернула и по следам гусениц покатилась назад к железной дороге. Романчук опустил голову на руки и понял, что его лоб мокрый от испарины. Обошлось. Сегодня обошлось.
Глава 2
Лейтенант Канунников как командир Красной армии все же имел опыт общения с лошадьми. И в училище, да и в части ему приходилось ездить верхом, использовать гужевые повозки в своем подразделении. А вот Лещенко никак не мог справиться даже со спокойной Звездочкой. Сашка заставил Соколика слушаться уже через пятнадцать минут. Жеребец перестал показывать характер и начал слушаться повода.
Лошади шли хорошо, иногда им даже приходилось пробираться и по колено в снегу, но животные