— Я, конечно, тупица, но не настолько же! Отлично понимаю, что мама запилит, даже если не за что. Наташка захочет — сама расскажет.
Мне подумалось, что в отделении, где лежит Наташка, куча персонала, и всем плевать на этику. Не дай бог будут мамины знакомые! Благо что больница от Николаевки далеко, а беременные девчонки, в том числе после неудачных абортов, для них не невидаль. Буду надеяться на счастливое стечение обстоятельств.
Пока с Борей шли к Маме, в голове крутились мысли, как заведующая меня выдоила досуха, глазом не моргнув. А я и рад стараться, совсем крышу снесло! И зло берет на себя, что поощрил эту хищницу, и ясно, что винить себя не в чем: любой готов отдать последнее, когда жизнь близкого под угрозой, и пойти на преступление, и ограбить, и даже убить. А такие Крюковы этим пользуются.
Вот приду завтра к Наташке и внушу заведующей… Что я ей внушу? Не брать взятки и не вымогать? Выполнять свою работу ответственно? Так сволочизм из нее никуда не денется, так и будет гнобить подчиненных и больных. А что, если провернуть кое-что посложнее? Что, если внушить ей эмпатию? Чтобы она ощущала боль этих несчастных женщин как свою. Тогда она точно перестанет относиться к людям как к кускам мяса, которые живут, чтобы или приносить ей прибыль, или причинять неудобства.
Мама ведь из медицины ушла из-за такой гангренозной начальницы, главврачихи Жо. И Гайде из-за нее ушла. Рыба-то с головы гниет. Если не сработает… значит, не сработает, быстро оттуда сбегу и больше не буду попадаться Крюковой на глаза.
Когда пришли домой, оказалось, что мама нас ждет, а отчим укатил колымить. Получив букет, мама расцеловала меня, Борю и сказала:
— Через полчаса Вася приедет, давайте вместе праздновать?
Боря скорчил рожу, мама потрепала его по щеке обняла.
— Ну пожалуйста! Он не будет к тебе придираться! Так хочется, чтобы мы были настоящей семьей хоть иногда. Наташа где, с Андреем?
— Она подрядилась продавать тюльпаны. Пять тысяч ей обещали, — сказал Боря.
— Эти цветы мы у нее купили, — поддержал беседу я. — Сейчас все в тюльпанах, ты видела? Даже в центре Николаевки Лихолетова наша торгует.
— Это твоя одноклассница? — уточнила мама. — Маленькая такая, с одуванчиком на голове и… — Она изобразила два арбуза на уровне груди.
Боря улыбнулся.
Глядя на изобилующий салатами стол, я сглотнул и заурчал желудком, улыбнулся.
— Конечно мы подождем Василия, это ведь твой праздник!
Интересно, где сейчас Вера? Одна или с кем-то? Так хотелось подарить ей такой же букет и увидеть, как она улыбается! Чертова весна, совсем крышу снесло. А что же будет, когда потеплеет?
Следом на ум пришел Каналья. Кого он сегодня поздравляет? Оказывается, это тоже важно — чтобы была женщина, которую хочется поздравить с восьмым марта.
Отчим пришел чуть раньше, тоже с цветами и огромным тортом, расцеловал маму, и мы уселись за стол. Боря печально ковырял ложкой пюре, гонял по тарелке кусок отбивной — все еще грыз себя за то, что забыл про уголь. Мама поглядывала на него с тревогой, Василий балагурил, рассказывая любимые байки о том, что вот один мужик как-то…
Я пытался отшучиваться, хотя было невесело, но вроде получалось. Постепенно мамин взгляд начал наливаться обидой, потом — злостью. Вот уже и ноздри недовольно раздувает, на Борю поглядывая — наверное думает, что он демонстрирует свое недовольство Василием. Еще немного, и начнутся претензии, потому я тихонько вывел маму в зал и сказал:
— Ты не злись на него. Борю отругал учитель живописи, и он расстроился. Это не из-за Василия. Ты же знаешь, какой у нас Боря…
Мама посветлела лицом, кивнула удовлетворенно. Ну что за человек? И мысли не возникло, что у сына могут быть неприятности!
Василий выставил на стол бутылку вина, а поскольку они с мамой пятикапельные, быстро развеселились и перестали замечать Борину грусть. Грусть и на меня временами накатывала, стоило представить, каково там Наташке, она ведь ребенок совсем! Только настроилась на новую роль, и тут — на тебе! Она, наверное, и имя ребенку уже придумала.
Так мы с Борей дотерпели до девяти вечера, а когда маме стало не до нас, набрали тормозок Наташке в больницу и поехали домой на автобусе.
В полдесятого я позвонил по объявлениям о сдаче жилья, которые срывал в течение нескольких дней, и на завтра договорился о просмотре двушки и трешки в районе, где живет Гайде.
Боря набрал бабке уголь и поставил в условленном месте, но она к нам так и не вышла. Наверное, чувствовала вину и боялась попадаться на глаза — а вдруг покусают? Я отлично понимал ее мотивы. Это не безразличие, а страх посмотреть нам в глаза. Ведь гораздо сложнее признать свою вину или хотя бы ее часть и извиниться, чем уйти с радаров и залечь на дно.
В Наташкином товаре я нашел блок «Сникерсов», взял несколько — постовой сестре, процедурной и дежурному доктору. Взял упаковку кофе — для Юлии. Вдруг она будет на месте? Хотя вряд ли после ночной смены. В общем, если дежурная будет нормальная, это ей. Врачи с их зарплатами мало что могут себе позволить, кофе за двадцать тысяч и подавно.
* * *
В понедельник я еле высидел на уроках и прямо с рюкзаком, где лежали учебниками, шоколадные батончики и еда для Наташки, рванул в больницу, рассчитывая, что продавцы цветов не все распродали и мне будет чем поживиться. Так и оказалось. Возле рынка старушки продавали нарциссы и уставшие тюльпаны. Вчера они стоили, как крыло самолета, а сегодня их готовы были раздать почти даром.
Так я у одной бабули купил огромный букет белых нарциссов, у второй — желтых. Собрал большой букет для Наташки, перевязал лентой, которую взял у той же бабули. Остальное раздам женщинам, которых встречу в отделении, и медсестрам — пусть их трудная жизнь станет чуть светлее.
В больницу я шел в приподнятом настроении. Нарциссов было, как в мультике у щенка, который «просто так». Сразу же я подошел к регистратуре, протянул девочкам по цветку — они заулыбались. Встретил пожилую санитарку с каталкой, вручил ей три цветка, поздравил с прошедшим, она зарделась, как девочка.
Поднимаясь в лифте с зареванной женщиной, подарил цветок и ей, пообещав, что он принесет ей удачу, и все будет хорошо.
Вышел на своем этаже, двинулся по коридору, раздавая цветы встречным пациенткам — и пожилым, и юным. Сперва по одному, потом