Медсестричку с капельницей отвлекать не стал, направился на пустующий пост, отсчитал пятнадцать цветов, достал из кармана «Сникерс»…
— Ты что тут… — грозно прогромыхал за спиной женский голос.
Я обернулся. На меня надвигалась… надвигалось нечто огромное, усатое, носатое, пучеглазое и очень грозное в белом халате. На мгновение меня парализовало, казалось, что она сейчас обрушится, сметет…
— Я хотел вас поздравить. — Протянул я ей букет и батончик. — У вас такая тяжелая неблагодарная работа. С прошедшим праздником… милая сестричка!
Вспомнилось, что Каналья учил обращаться так даже к старушкам. На глазах с грозной фурией произошла метаморфоза, она часто заморгала, взяла цветы, и вот уже не грозовая туча летит, а стоит растерянная женщина, которой цветы в последний раз дарили, наверное, лет двадцать назад.
— Вот неожиданно! Спасибо. А ты к кому?
— К Наташе Мартыновой, я ее брат.
Женщину перекосило, она потупилась — я насторожился, заподозрив неладное.
— Что с ней?
— Ее… как бы это сказать… разбил психоз. Чтобы не причинила себе вред, ее привязали к кровати.
Я читал, что такое случается у тяжелых больных, но сейчас чувствовал, что дело в другом. Потому недолго думая прямо с цветами бросился к сестре.
В палате стояло восемь коек. Шесть соседок Наташки посмотрели на меня кто с жалостью, кто — с неприязнью. Я швырнул букет на свободную кровать и, не снимая рюкзака, метнулся к Наташке. Она была очень бледной, волосы разметались по подушке, на щеке красовался кровоподтек. За руки и за ноги лоскутами простыней ее привязали к кровати.
— Забери меня отсюда! — прокричала она, а я замер, не зная, что делать.
Вдруг она и правда не в себе, вон как глаза блестят… Но у нее они всегда так блестят, когда она злится.
— Пошла вон, ведьма! — крикнула Наташка, глядя мне за спину.
Там высилась медсестра-горилла.
— Я не сумасшедшая! Развяжите меня! — Наташка дернулась и разрыдалась.
Не похоже на припадок, похоже на обычную женскую истерику. Я обнял Наташку, она дрожала всем телом, скользкая щека скользила по моей щеке.
— Пашка, я не сумасшедшая. Я спросила, что со мной. Она мне сказала, что я никогда… что я… я… бесплодная… дефективная. Что я уро-од! Зачем жить, если я — дефективный уро-од⁈
— Кто сказал?
— Врачиха. Лы… лысая.
— Фашистка, — откликнулась толстая страшка под капельницами. — Довела девочку.
И тут внутри меня будто бы оборвалась струна. Я распрямился, развязал сперва ноги, потом руки сестры, обернулся к медсестре, рассчитывая отбиваться от нее, но прочел на ее некрасивом лице… понимание. И тетки в палате смотрели с пониманием.
Наташка была только в трусах. Закутавшись в простыню, она свернулась калачиком. Вдохнув и выдохнув, я снял рюкзак, погладил ее по голове и сказал:
— Эта лысая — дура и мизантроп. Она ненавидит людей. Я разговаривал с той, что тебя спасала. Она сказала, так бывает, но ничего фатального, ты сможешь выносить и родить. Если совсем уж случай тяжелый, то делают операцию, после которой ты все сможешь. Ты ведь тяжелое подняла и спровоцировала… Так что ничего фатального.
Наташка судорожно вздохнула и пролепетала:
— Зачем же так… если это неправда… Или ты врешь?
— Можешь поговорить с Юлией, она грамотная, но сегодня не дежурит. Я не разбираюсь в женских болячках, откуда бы мне такое знать? Просто передаю то, что она мне рассказала.
Я положил цветы ей на тумбочку, вытащил тормозок с едой.
— Вот, это тебе, поешь.
Меня еще трясло от злости, но я заставил себя успокоиться. Надо быть решительным и холодным, иначе ничего не получится. Другой бы на моем месте желал Крюковой смерти, мучений, болезней, но что это изменит? Только умножит зло, которого и так с избытком. У меня для нее было кое-что полезное. Только получилось бы.
Глава 9
Эмпатия
Постучав в кабинет заведующей, я решил не дождаться приглашения, подергал ручку двери — она была закрытой. Хотелось ударить ее. Широким шагом я направился к сестринскому посту, но там никого не оказалось. В манипуляционной женщина средних лет раскладывала стеклянные шприцы по стерилизационным боксам. Встрепенулась на мое «здравствуйте», вскинула голову.
— Не знаете, где Екатерина Юрьевна? Срочно нужна.
Отведя взгляд, медсестра сказала:
— На планерке, наверное.
— На планерке? В такое время?
— В курилке, какая, нафиг, планерка, — протараторила пробегающая мимо постовая медсестра.
Любят сотрудники заведующую! Вот порадуются, если у меня получится. А если не получится… Нельзя такое оставлять безнаказанным. Что я могу? Что-нибудь точно могу, на холодную голову придумывать надо. Скооперироваться с ментами, чтобы привлечь ее за взятку. Посадить не посадят, но откупаться ей придется долго.
Потому что такому человеку нужно работать в тюрьме для особо опасных, а не с больными, которые и так несчастны. Если суммировать вред, который причиняет серийный убийца средней руки и такой специалист, то Крюкова, однозначно, победит.
Навстречу мне вышла Наташка, замотанная в простыню, с блестящими глазами.
— Забери меня отсюда! — проговорила она. — Где мои вещи?
— Пытаюсь выяснить, — покривил душой я. — Подожди пока в палате, хорошо?
— Если она ко мне сунется, хоть слово мне скажет, я ее убью, понял? Так и знай!
Однако меня Наташка послушалась, вернулась в палату, закрыла дверь. А вон и заведующая несется — стремительная, дерзкая, подбородок вздернут, ежик волос белеет. А ведь красивая, стерва, была бы, если бы не стриглась под ноль.
— Ты чего здесь? — поздоровалась она со мной, и в ее голосе прорезались такие нотки…
Как у маньяка-педофила, который зазывает жертву в подворотню. Как у живодера, приманивающего животное. Думает, я несу ей подарочек, ну-ну.
Я колыхнул пакетом, утверждая ее в мысли, что мне хочется что-то ей подарить, она наживку заглотнула и открыла передо мной дверь. Я на всякий случай принюхался: вдруг система распознавания дала сбой, и передо мной гнилушка? В таком случае мое внушение могло ее убить, а стать чистильщиком, убивающим людей, я не готов, как бы ни было это полезно для мироздания.
— Сюда ставь, — она кивнула на стол.
— Вот это наглость, — усмехнулся я.
Крюкова развернулась чуть ли не прыжком, вытаращилась на меня. Казалось, сейчас оскалится и зашипит, но я вскинул руку.
— Екатерина Юрьевна Крюкова, послушайте и услышьте не только разумом, но и сердцем. Каждой клеткой тела услышьте и отложите в голове. Вчера вы чуть не довели до самоубийства мою сестру. Скорее всего, сознательно не раскрыв всю правду о ее патологии. Уж зачем, это на вашей совести.
Она разинула рот. Ее горло свело спазмом от неожиданности,