— Ты осторожнее, Пашка, — сказал он, заводя мотор. — Осенние обострения, все дела… Короче, дело дрянь. Теперь, возможно, менты сдадут нас бандюкам, и те будут нас пасти. Или сдадут коллегам, нас могут теперь останавливать в каждом селе и забирать по мешку. Хорошо если свое вернем.
— Не переживай, — утешил его я, — паразит редко убивает свою жертву. Делает слабой — да, но никогда не убивает, потому что сам сдохнет. Если все будут знать, что гаишники отнимают все, кто ж ездить будет?
Вместо ответа Каналья шумно выдохнул.
— Короче, едем искать комнату в доме, и чтобы загнать грузовик во двор.
Я глянул в боковое зеркало, увидел тент, развевающийся, как плащ Бетмена, и воскликнул:
— Мы забыли про тент!
Каналья хлопнул себя по лбу, остановился, и мы полезли закутывать товар. Серое небо роняло редкие капли, дождь мог хлынуть в любой момент, и нам пришлось полчаса потратить, защищая товар пленкой, а потом — брезентовым тентом. Каналья выглядел злым и расстроенным, да и я чувствовал себя дойным лосем, а это неприятно. Утешало только, что завтра эти два вора в погонах начнут другую жизнь. Может, как мошенники, присвоившие Наташкины деньги, вернут нам муку.
Постепенно на первый план стали выходить мысли о безопасности. Сдали они нас или нет?
— У тебя огнестрел есть? — спросил я у Канальи, тот кивнул.
— Есть обрез и патроны к нему, крупная дробь. Не убьет, но покалечит. Ты думаешь о том же, о чем и я? Я сказал, что мы едем торговать в Туапсе, значит, там возможно засада?
— Менты сейчас те же бандиты, — ответил я. — Так что следи за «хвостом». Я тоже буду следить. А что делать, если он появится, решим потом. Сегодня в любом случае нервничать рано, взять с нас особо нечего.
Каналья думал о своем.
— И какие тут фуры из Москвы? Да пока машина доедет, ничего не останется, все менты растащат. И саму фуру на запчасти разберут, одни колеса встретим.
Надо отдать должное ментам, больше нас не останавливали и не потрошили. Один гаишник собрался остановить, но прочитал номер машины и с сожалением отвернулся.
С одной стороны, это хорошо: одни гаишники предупредили других, что эта овца пострижена. Но с другой — кому еще они нас сдали? Завтрашний день покажет.
Большие деньги — большие риски. Скоро надо будет нанимать вооруженное сопровождение, тех же афганцев. Да уже надо бы. Мы пока не вышли на тот уровень, когда нами может заинтересоваться крупный хищник, а всякая мелочь не станет связываться, видя вооруженных мужчин.
«Хвост» мы так и не заметили. В Лазоревое прибыли на закате, и я поразился буйству зелени. Вроде двести километров от нас — и прямо тропики! Инжир в лесу растет — я раньше такого не видел! И кажется, будто море дышит теплом, и сейчас не март, а май.
Посмотрев на закат минут пять и съев по булочке с кефиром, мы занялись насущным. Каналья сказал:
— Ну что, погнали искать жилье?
Глава 5
Проклятое место
Человек из будущего, рожденный в конце девяностых и позднее, с трудом представляет, что такое нынешний курортный городок или поселок. А это несколько санаториев — или советской эпохи, или те, что обустроили в имениях аристократов во время советской власти — одна или две крупные гостиницы, которым далеко до апартаментов из будущего, десяток многоквартирных домой разной этажности и частный сектор, состоящий из разнокалиберных кособоких халабуд, сколоченных из чего придется. Летом тут гудела жизнь, и отдыхающие теснились по крошечным сарайчикам, как куры на насесте. Те, что побогаче, селились в комнатах хозяйских домов. Сами хозяева или переезжали на дачи, или спали вповалку в одной из комнат, чтобы зимой торжествовать.
Ну и каждый год после лета к домику прилеплялись странные постройки: то кособокая мансарда из досок, то скворечник для отдыхающих на втором этаже. Таким образом практически все дома частного сектора походили на создания Франкенштейна от архитектуры.
На фоне этого современный придорожный отель с удобствами на этаже казался Лувром, а номера — императорскими опочивальнями. Сейчас все, что светило отдыхающим: газовая плита в отдельно стоящем сарае, один холодильник на всех, откуда все постоянно исчезает, летный душ, тоже отдельно стоящий, где вода нагревается от солнца, и туалет-скворечник, такой вонючий, что после него желательно бы помыться.
Из этого всего архитектурного разнообразия отапливался только хозяйский дом, обычно — печью. Так что мы рассчитывали заселиться в какую-нибудь мазанку с двумя кроватями и обогреться масляным радиатором. Ясно, что будет холодно, но нам многого не надо.
Потому мы выехали на главную дорогу Лазорева, свернули на параллельную улицу, Каналья остановил грузовик, вылез и постучал в ближайшие зеленые ворота, за которыми залаял крупный пес. Донесся встревоженный женский голос:
— Кто там?
— Постояльцы! — крикнул Каналья.
Из калитки вышка усатая пожилая женщина в цветном халате — то ли черкеска, то ли еще кто, я плохо различал представителей народностей Кавказа — вытерла руки о передник, что-то спросила. Каналья принялся излагать суть проблемы, я опустил стекло, чтобы слышать разговор.
— … гостиница, — женщина махнула рукой, указывая направление. — Столько же стоит, но там — удобства.
Каналья тоже махнул рукой — на наш грузовик.
— Мы бы уже давно, но боюсь оставить машину, чего доброго колеса снимут. В прошлый раз стекло выбили, ничего не украли, потому что нечего, но нагадили.
Местная развела руками, и на ее лице отразилась вся скорбь кавказского народа.
— Не влезет. — Она приоткрыла ворота, и я увидел дворик, состоящий из множества лестниц, ведущих в скворечники для отдыхающих.
— А у кого влезет? — спросил Каналья.
— Не знаю, — вздохнула она. — Дальше поезжайте, деньги хорошие, кто-то да пустит.
Каналья вернулся в салон и отчитался:
— На постой взять согласна, но нет стоянки для машины, сильно маленький двор.
— Похоже, это будет проблемой, — предположил я.
— Давай припаркуемся, чтобы никому не мешать, и я по домам пойду, а ты в машине подожди.
Я кивнул. Каналья оставил грузовик на пятачке возле разваленного дома и, заглядывая через заборы, пошел вдоль улицы, кое-где останавливаясь и вызывая хозяев. Вскоре он исчез из виду, а я смотрел на заросли лавровишен во дворах и бамбуковые рощицы, на пальмы и жалел, что все это вымерзает у нас. Только юкка нормально себя чувствует — эдакая мини-пальма с острыми листьями.
Память взрослого любезно подсунула банановые рощицы в Лазорево.