Глава 10
Солнечный луч, пробившийся сквозь высокое окно ветеринарной клиники "Надежда", упал на носилки, где лежал Комиссар. Алина осторожно присела рядом, боясь потревожить его сон. Швы на его голове, скрытые под повязкой, казались страшными, но дыхание было ровным, глубоким. Ветеринар улыбнулся:
— Операция прошла лучше, чем мы ожидали. Опухоль удалена. Теперь главное — восстановление. Он боец, сильный старичок.
Слезы благодарности навернулись на глаза Алины. Она кивнула, не в силах говорить, и осторожно коснулась теплого бока пса. Комиссар слабо шевельнул ухом, но не проснулся.
— Можно ему что-то принести? Что-то знакомое, родное? — спросила она шепотом.
— Да, конечно. Только не еду. Что-то небольшое, с запахом дома.
Алина вернулась вечером, держа в руке потрепанный, когда-то ярко-красный, а теперь выцветший до розового резиновый мячик. Это была первая игрушка Комиссара, купленная отцом в день его появления в их доме. Мячик пах пылью, временем и бесконечными играми в парке.
Комиссар встретил ее слабым, но радостным повизгиванием. Его хвост слабо застучал по носилкам.
— Мальчик! Молодец! — Алина опустилась рядом, прижимаясь щекой к его шее, вдыхая знакомый, хоть и смешанный с лекарствами запах. Она осторожно положила мячик рядом с его мордой. Пес ткнулся носом в старую игрушку, слабо заворчал и попытался его лизнуть. В его мутных глазах мелькнуло что-то узнаваемое — проблеск былого азарта.
— Помнишь? — прошептала Алина, гладя его между ушами, в том месте, которое он обожал с щенячества. — Помнишь, как папа тебе его кидал? А ты носился, как угорелый, и потом клал ему в ладонь? — Ее голос дрогнул. — Держись, солнышко. Я скоро заберу тебя домой. Обещаю. Скоро все будет хорошо.
Она просидела с ним почти час, тихо разговаривая, рассказывая о пустяках — о дождике за окном, о синице на подоконнике клиники, о вкусном супе, который она сварила вчера. Он слушал, тяжело дыша, его взгляд был прикован к ней. Этот час, наполненный тишиной, теплом прикосновений и запахом старого мячика, стал глотком чистого воздуха после удушья последних недель. Ради этого взгляда, ради этой хрупкой надежды в его глазах — она готова была вытерпеть все.
* * *
Дорога домой прошла в непривычном спокойствии. Впервые за долгое время в груди не было ледяного кома страха или гнетущего отвращения. Была усталость, глубокая, костная, но и странное, хрупкое облегчение. Операция позади. Комиссар борется. Она купила ему этот шанс.
Дома ее ждал полумрак и тишина. Без Комиссара квартира казалась чужой, слишком большой. Алина включила свет на кухне, вскипятила чайник. На её телефон поступило смс от одногруппницы.
Вероника Масленникова«Привет! Алина, срочно нужна твоя помощь! Могу позвонить??». Алина напряглась, с Вероникой они никогда особенно тепло не общались, она поступила к ним сразу на третий курс и мало с кем общалась. Чаще ругалась... То ей запах духов не нравился, то слишком громко, по её мнению, кто-то разговаривал на лекциях. Она старалась зацепить всех и каждого, выводила, но конфликт даже преподавателей, но училась хорошо. Звезд с неба не хватала- но и не плелась в последнем ряду. Что ей от Алины могло понадобится?
Алина написала ей «Привет, да, конечно» Сообщение только моргнуло-дошло, его даже не прочитали- сразу раздалась трель звонка.
— Привет! Алина, у меня случилась трагедия мирового масштаба!
— Привет, что такое?
— Я диплом у Грымзы Захаровны пишу, и она сегодня разговаривала с твоим руководителем. Ты же знаешь, что они грызутся еще со времен зарождения мамонтов! Она на меня взъелась, орет белугой- в понедельник принести диплом с правками, а я сдала свой комп в ремонт и уехала к бабушке! Если не принесу- мне пиздец.
— А я то, чем могу тебе помочь?
— Ну как? Ты же курсачи за деньги в том году писала! Не отнекивайся Давыденко слишком тупая для работы такого уровня. Поправь мой диплом до понедельника- я заплачу тебе 5 тысяч!
Алина задумалась, вот с кем-с кем, а с Вероникой связываться-себе дороже… Но деньги то нужны. Да и к тому же Волков расщедрился и дал ей два выходных, что бы она восстановила силы…
— Ладно, перешли мне все, что она тебе скинула и я посмотрю, что с этим можно сделать.
— Ты моя спасительница! Ща на почту все перешлю!
Пока вода закипала, она достала ноутбук и свои распечатки. Открыла почту и увидела диплом и список правок от Гретты Захаровны для Веры. "Образ жертвы и пути его преодоления в русской классической литературе XIX века". Ирония темы сейчас казалась почти болезненной. Она погрузилась в работу. Строки о смирении Мармеладова, бунте Раскольникова, тихой жертвенности Сони... Ее мысли путались, накладываясь на ее собственную историю жертвенности. Она писала, вычеркивала, снова писала. Чай остывал нетронутым. На несколько часов она смогла забыть о "Волчьей Стае", о Волкове, о его властных прикосновениях. Была только она, текст и тень отца, будто одобрительно кивавшего с фотографии на стене.
Завибрировал телефон. Она посмотрела на экран сначала с опаской, но увидев имя выдохнула. Настя.
— Привет, солнце! Как Комиссар?
— Лучше! Операция позади, он узнал свой старый мячик! — Алина не могла сдержать улыбку, печатая ответ.
— Урааа! Слушай, я тут борщ сварила целую кастрюлю. Не съем одна.
— Приезжай? Поболтаем. Или я к тебе? Ты же наверняка опять диплом пишешь?
— Пишу... но не свой. — призналась Алина. Потом посмотрела на пустую кухню, на остывший чай. Ей вдруг отчаянно захотелось человеческого тепла, смеха, нормальности.
— Приезжай ты ко мне! Я картошки почищу, пожарим.
Через полчаса на кухне пахло борщом, свежим укропом и домашним уютом.
Настя, в ярких носках и растянутом свитере, резала огурцы для салата, громко возмущаясь глупости нового тренера в клубе. Алина чистила картошку, слушая подругу, и впервые за долгое время смеялась. Настоящим, легким смехом. Они болтали о пустяках, о дипломе, о планах на выходные Алина мечтала просто выспаться и, если позволят в клинике, навестить Комиссара подольше. Настя осторожно спросила:
— Я бы на твоем месте с Масленниковой не связывалась! УУУУ Она падлюга ведь! Ей что-то не так будет и обольет тебя помоями на весь универ!
— Да ладно, я знаю, как нужно написать для Захаровны. У неё ведь свое видение всего и, если ты не вписываешься