Жестокий. Моя по контракту - Виктория Кузьмина. Страница 19


О книге
отвечала, сначала робко, потом все увереннее. Странно, но именно ад последних недель, ее собственная жертвенность ради Комиссара, ее унижения, придали ее анализу какую-то неожиданную глубину и пронзительность. Она говорила о смирении и бунте, о незаметном героизме и достоинстве в унижении — и говорила так, как будто прожила это на своей шкуре.

К трем часам дня Андрей Петрович откинулся в кресле, снял очки, протер переносицу. На его обычно суровом лице появилось что-то вроде... удовлетворения?

— Ну что ж, Соколова, — сказал он неожиданно мягко. — Признаюсь, я ожидал худшего. Учитывая что вы устроились не по специальности и даже не близко к ней. — Он пренебрежительно махнул рукой. — Но работа... Работа крепкая. Очень. Мало ошибок. Структура логична, анализ глубокий, аргументация железная. Особенно в главе о трансформации образа от ранних рассказов к зрелому Чехову. Вы уловили эту эволюцию от насмешки к трагической глубине. Молодец.

Алина почувствовала, как тепло разливается по груди. Слезы благодарности и невероятного облегчения навернулись на глаза. Она их смахнула.

— Спасибо, Андрей Петрович.

— Не за что благодарить. Вы проделали работу. Серьезную. — Он помолчал, разглядывая ее — уставшую, с синяками под глазами, но с неожиданным огоньком в карих глазах. — И знаете что? Вы — одна из самых достойных кандидатур в этом году. Именно поэтому я хочу предложить вам побороться за нечто исключительное.

Алина насторожилась.

— В Санкт-Петербурге, — продолжил Андрей Петрович, — есть старинная Академия с уникальной гуманитарной программой. «Дети свет культуры». Они берут на преддипломную практику одного студента со всей страны. Всего одного! Место престижнейшее, конкурс дикий. Практика длится полгода, с возможностью последующего трудоустройства. Житье в общежитии, стипендия приличная. Это единственное учебное заведение позволяющее окончить практику раньше при условии блестяще проведенных уроков. Я учился и проходил практику там сам. Это настоящий храм знаний! Это шанс... — он посмотрел на нее пристально, —...выйти на совершенно другой уровень. Убежать от этого московского... — он снова неопределенно махнул рукой, —...хаоса. Я готов дать вам рекомендацию. Самую сильную. Но бороться придется вам. Написать мотивационное письмо, пройти собеседование, доказать, что вы — лучшая. Что скажете?

Мир замер. Санкт-Петербург. Академия. Шанс. Шанс уехать. Шанс вырваться из когтей Волкова. Шанс начать все заново, далеко от позора, долга и страха. Ради Комиссара она продала себя. Но ради себя самой... ради этого луча света в конце туннеля...

— Да! — слово вырвалось само, громкое, звонкое, наполненное давно забытой надеждой. — Да, Андрей Петрович! Я очень хочу! Я буду бороться! Спасибо! Огромное спасибо!

Она вышла из университета в пять вечера. Осеннее солнце, уже низкое, золотило купола. Воздух был холодным, но она его вдыхала полной грудью. В руке она сжимала распечатку требований для подачи заявки в «Академию». На душе было невероятно легко и... страшно. Потому что между ней и этим светлым будущим стоял Волков. И он не отпустит ее просто так. Цена свободы, она уже знала, может быть запредельной. Но теперь у нее был маяк. Питер. И она будет за него бороться.

Глава 17

Клиника "Надежда" встретила Алину тишиной палаты интенсивной терапии. Комиссар лежал под капельницей, но слабо вильнул обрубком хвоста при ее появлении. Радость от встречи с руководителем, от шанса в Питер, мгновенно померкла, стоило взглянуть в глаза ветеринара.

— Алина Сергеевна... — врач взял паузу, перебирая листы анализов. — Пришли последние результаты. Есть... осложнения. Почки. Очень слабо справляются с нагрузкой после операции и лекарств. Показатели креатинина и мочевины... критичны.

Мир сузился до точки на белом листе с непонятными цифрами. Алина опустилась на стул у носилок, рука автоматически легла на теплый бок пса.

— Что... что это значит?

— Значит, наблюдаем. Капельницы, поддержка. Но если функция почек не восстановится в ближайшие дни... — Врач вздохнул. — Потребуется диализ. Или... или мы его потеряем. Диализ — процедура тяжелая для животного, длительная. Недели, возможно, две-три. И очень дорогая. Ориентировочно... сто пятьдесят тысяч. За весь курс и сопутствующую терапию.

Сто пятьдесят тысяч. Цифра прозвучала как колокол, бьющий по руинам ее надежд. Питер, "Академия", свобода — все это рухнуло под тяжестью нового долга. Она купила Комиссару жизнь операцией, заплатив собой, а теперь жизнь требовала новую, еще более неподъемную дань. Комиссар слабо ткнулся мокрым носом в ее ладонь, потом аккуратно взял ее большой палец в пасть, по-щенячьи, беззубо прикусив. Этот старый, доверчивый жест разорвал ей сердце.

— Держись, солнышко, — прошептала она, целуя его в лоб между повязок. Голос сорвался. — Держись ради меня. Я... я все решу. Обещаю. Поправишься — и мы уедем. Далеко отсюда. В Питер. Вместе. — Слова были больше для нее самой, молитва в пустоту.

Выйдя из клиники, Алина остановилась на ступенях. Солнце, огромное и багровое, садилось за крыши, заливая мир алым светом. Она подняла лицо к закату, закрыла глаза, втягивая в себя прохладный вечерний воздух полной грудью. Он пах дорогой свободой, которой, казалось, вот-вот можно было коснуться. Питер. Письмо. Надо писать письмо. Хотя бы попытаться. Хотя бы для того, чтобы было ради чего дышать.

Она свернула в уютное кафе рядом с клиникой с видом на закат. Она пару раз уже была тут когда заезжала к Комиссару, тут было спокойно и тихо. Заказала большой капучино с двойной порцией эспрессо — силы были на исходе. Достала ноутбук, открыла требования "Академии". Чистый лист документа сиял на экране как новая жизнь. Она начала набирать: *"Глубокоуважаемая Приемная Комиссия! Меня зовут Алина Соколова, я студентка 5-го курса филологического факультета МГУ..."* Слова текли с трудом, мысли путались: почки Комиссара, 150 тысяч, холодные глаза Волкова... Она не выдержала, открыла вкладку сбора средств, там еще были деньги, и они постепенно капают. Часть возьмет оттуда.

— Разрешите? — знакомый, спокойный голос прозвучал рядом.

Алина вздрогнула. Перед ней стоял тот самый мужчина в дорогом, неброском костюме. Один. Без спутника. Он улыбался, но глаза оставались ледяными.

— Мы встречались. Помните наше предложение? — Он сел напротив без приглашения. — У вас появилось время подумать? Ситуация, как я понимаю, — его взгляд скользнул по ее усталому лицу, по ноутбуку с начатым письмом, — стала еще... острее. Собаке хуже? Новые расходы? О, Питер? — Он произнес последнее слово с легкой насмешкой. — Красивый город. Дорогой. Особенно с больным животным. Я предлагаю вам пятьсот тысяч... они могли бы решить многое. Или больше. Нам нужна информация о Волкове перед боем. Его реальное физическое состояние после травмы. Его тактика. Его слабые места. Его связи со спонсорами... Детали. Мы платим щедро. И анонимно.

Искушение было чудовищным. 500 тысяч. Они закрыли бы все расходы Комиссара, дали

Перейти на страницу: