– Я ушла из дома, потому что они стали слишком от меня зависеть. Я не хотела быть им матерью. Но никогда не переставала их любить, – объяснила она.
Этот любовь теперь обернулась в шестизначную сумму на ее банковском счете, которая на свободе позволила бы ей жить на проценты. Но Мойра не доверяла себе.
– Во мне будто спит зверь, – призналась она. – Спит крепко, почти в коме, но зверь жив. И пока я не удостоверюсь, что он умер, я отсюда не выйду.
Мара испытывала те же чувства, только не могла выразить их с той же ясностью. Мойра видела ее насквозь. Она никогда не относилась к Маре как к сумасшедшей куколке или пустой оболочке, которая однажды взорвалась. С самого начала она поняла, что эта прелестная блондинка точно такая же, как она, – так же умна и так же больна. Поэтому она взяла ее под крыло, выбрала доверенной подругой, и поэтому сейчас они вместе ели овощную запеканку.
– Если съешь слишком много на пустой желудок после двух дней голодовки, тебе станет плохо.
Она села напротив, наблюдая за гостьей, закурила сигарету, потом сварила кофе на двоих – и стала ждать.
– Как поживаешь, Мойра?
– О, сначала любезности. Хорошо.
– Нет, мне правда интересно.
Та тряхнула седыми кудрями, спускавшимися до плеч.
– Хорошо. Мне здесь нравится. Животные нравятся. Горы нравятся и холод тоже. Я никого не убила.
Они улыбнулись друг другу.
Мойра отчаянно боролась против освобождения, но, когда пришло время условно-досрочного и новых документов с именем и фамилией с прежними инициалами – Элена Кастромаре вместо Эвелины Корианджели, – она выдвинула одно условие: отправить ее как можно дальше, в уединенное место, на физическую работу. Никаких компьютеров, никаких цифр, никаких размышлений – только руки, покрытые мозолями. Понадобилось время, чтобы найти, проверить и одобрить предложение о работе смотрителем в биопарке в горах. Днем она должна была заботиться о животных, ночью – охранять их. Мойра сразу подписала контракт.
– Часто тебя проверяет твой куратор? – спросила Мара.
– Алессандра? Приезжает иногда, где-то раз в месяц. Но думаю, она на связи со Стефанией, женой Грега, которая управляет этим местом. Мы ее почти не видим, она занимается всей бумажной волокитой из офиса в городке. – Мойра выдохнула дым. – Хорошо, что ты пришла ко мне. Твои вещи в стиральной машине, на ночь я тебе что-нибудь подыщу, но потом понадобится новая одежда.
Мара кивнула и опустила взгляд в чашку.
– Пока ты была в ду́ше, я почитала новости, – продолжила Мойра. – Там негусто: в пустой квартире найден труп, соседка пропала. Так что, как все было? Или сначала хочешь узнать, вошла ли я в менопаузу? Вошла, с чем себя и поздравляю.
– Я построила Башню, – ответила Мара.
Мойра расхохоталась, закашлялась, а потом снова засмеялась.
– Черт, я знала, что ты это сделаешь, – кивнула она. – Валяй дальше.
– Я почти не выхожу, никого не вижу. Валерия заглядывает редко, иногда звонит. Я делаю переводы, с началом войны работы стало в два раза больше. Живу в доме с четырьмя квартирами, две всегда пустуют, в третьей иногда появлялся какой-то мужчина, нерегулярно, время от времени.
– Ты его знала?
– Ни разу не обменялись ни словом, я только видела его из окна.
– А он знал, что ты там живешь?
– Думаю, да. Иногда он, наверное, слышал звонок в дверь. Шума от меня немного, но, скорее всего, управляющий ему рассказал.
– О чем?
– О том, что на первом этаже под ним живет странная женщина. Немного не в себе.
Мойра затушила сигарету, закурила новую и протянула пачку Маре.
– Хочешь?
Мара покачала головой – ей хотелось курить, но она предпочла отказаться.
– Хозяин дома знает, кто ты?
– У дома нет хозяина. Моя квартира принадлежит региону, я плачу за аренду управляющей компании. Квартира убитого, похоже, частная, как и две другие. Иначе ее не рискнули бы сдать неизвестно кому.
– Разве что он тоже был как мы. Бывший заключенный.
Мара задумалась на мгновение, потом покачала головой.
– Нет. И не агент под прикрытием, и не русский шпион. Просто человек, который изредка приезжал в Милан.
– Один?
– Да.
– Без женщин, без мужчин?
– Нет, всегда один.
– Точно?
– Абсолютно.
– Ладно. А теперь расскажи, как он умер.
– Отравление дигитоксином.
– Ты уверена?
– Да.
Мара слегка склонилась к ней.
– Видишь ли, все отравления похожи, их можно условно разделить на три-четыре категории, но пероральные – те, что попадают в организм через рот, – можно определить только по анализу крови. С дигитоксином то же самое в целом, но не в этом конкретном случае. У меня была своя формула. Я потратила годы, чтобы ее довести до совершенства, и тщательно подобрала, чем смягчить горчинку…
Мойра поудобнее устроилась на стуле.
– Ромашкой. Потому что ее любили твои дети.
Мара кивнула.
– Угадай, чем пахло в той ванной?
– Уверена?
– Уверена.
– Значит, они воспроизвели твой яд. Дозировка?
Мара на мгновение задумалась, покачивая головой.
– Чтобы сработало так быстро… Думаю, миллиграммов пять.
Мойра смотрела на нее с живым интересом, покуривая и улыбаясь. Мара позволила ей себя разглядывать. Между ними шел безмолвный диалог, в котором подруга отмечала, что ее познания в ядах нисколько не поблекли, а Мара как бы отвечала – именно в этом и была ошибка врачей: зря их досрочно освободили, она все еще опасна.
они не вылечили ни тебя, ни меня
– Рассказывай дальше.
– Три дня назад с моего потолка начала капать вода. А у меня, как ты знаешь, коробки, которым сырость противопоказана. Я поднялась наверх и позвонила. Дверь была открыта, в коридоре стояла вода, а ванная была заперта. Я открыла – и нашла его там.
– Голого?
– Нет.
– Жаль.
Они улыбнулись.
– Почему собралась вода?
– Слив в душе был забит.
– Ну, конечно, если хочешь принять душ, первым делом забиваешь слив, – Мойра глубоко затянулась. – И что дальше?
– А дальше я их услышала. Они прятались в других квартирах, не знаю, в каких. Я стояла на лестнице, пока не убедилась, что мне не кажется. Вернулась домой, схватила сумку и сбежала.
Наступил тот самый момент, когда следовало рассказать об Ананде и прыжке из окна, но она этого не сделала, сама не зная почему. Мойра задумалась, и Мара тоже