Он знает, который видит тебя всегда,
Как ты, выбегая в поле, кричишь, кричишь
На мимо идущие серые поезда,
Когда ты орёшь, сатанеешь, плюёшь и рвёшь,
(Тебе захотелось быть зверем, и вот ты зверь),
Он знает всё это, он так на тебя похож,
Давай, говорит, мол, надейся, терпи и верь.
Придут понедельник и вторник, придет среда,
Ты станешь таким же, как раньше (а может, нет)
И тот, который глядит на тебя всегда,
Прошепчет: «Сейчас ты увидишь меня. Привет».
Октябрь 2016 г.
«И вот эта улица, снова, ещё вот эта…»
И вот эта улица, снова, ещё вот эта,
За ней перекрёсток, и снова, ещё вот та,
А здесь начиналась осень, кончалось лето
На набережной у Троицкого моста.
И песня, которую слушаешь на повторе,
Заставит тебя с ноябрём перепутать март,
И там, где закончится город, начнётся море,
Которого не было ни на одной из карт.
Вода, и слепящее солнце, и свежий ветер,
Вода, и солёные губы, опять вода,
Всё пахнет водой, превращается всё на свете
В невовремя произнесённое слово «да».
Всё снова и снова, на что это всё похоже,
И я говорю – не хочу тебя в темноту,
В беззвёздную ночь, никуда, ни за что, и всё же
Идём, я на эту сторону, ты – на ту.
Всё снова, и море, и чайки, и чёрт бы с ними.
Способность дышать – это очень тяжёлый груз.
Без звука, одним языком повторяю имя,
Оставившее во рту кисло-сладкий вкус.
Октябрь 2016 г.
«Чернота чернее чёрного коня…»
Чернота чернее чёрного коня
Улыбается и смотрит на меня.
Из подъездов, из чернеющей Невы,
Императорской чугунной головы.
Улыбается, кривясь беззубым ртом
Из безумия, рождённого Петром.
Император говорит: «Смотри и стой.
Этот город был построен чернотой».
Чернота, она снаружи и внутри,
На аллеях почернели фонари.
Чернота, она огромна и страшна,
Я не знаю, где закончится она.
Чернота чернее чёрной черноты
Заливает подворотни и мосты.
Выдыхает прямо в глотку чёрный дым
И дыханием становится моим.
Ночь становится знакомой и простой.
Я забуду, что дышал не чернотой.
Здесь беспамятно, беззвёздно и черно.
Здесь становится однажды всё равно.
Здесь Нева и леденящая вода,
И не будет ничего и никогда.
Октябрь 2016 г.
«Из слепой, беспамятной черноты…»
Из слепой, беспамятной черноты,
Из свирепой пропасти в три ряда,
Где рогатые черти и их хвосты,
Поскорее – куда-нибудь, хоть куда.
Это самая длинная ночь в году.
Тишина, сапоги и скрипучий снег.
«Я приду, я приду, я приду, приду», —
Говорит несдавшийся человек.
Говорит, а внутри леденеет кость,
И слова его тут же вмерзают в лёд,
И колючее белое бьёт насквозь,
Человек говорит, человек идёт.
Говорит: «Я шагаю на сто дорог,
Я царапаю слово своё на льду.
Даже если скрутило в бараний рог,
Я приду, я приду, я приду, приду».
По звенящим дорогам замёрзших рек
Он идёт, он шагает из тьмы во тьму.
Под его сапогами скрипучий снег.
Кто там есть, в пустоте, пожелай ему,
Чтобы голос его был сильнее тьмы,
Чтобы слово звучало сильнее тьмы,
Чтобы сердце стучало сильнее тьмы,
Чтобы звёзды сияли сильнее тьмы.
Февраль 2017 г.
«Территория смертного подвига в вечном огне…»
Территория смертного подвига в вечном огне,
Полигон испытания нас изнутри и вовне.
Здесь деревья поют, и земля вместе с ними поёт,
Заливая ликующий гимн в перекошенный рот.
Здесь деревья поют, голоса их вплетаются в рёв
Самолётов, летящих в туман занебесных краёв.
Это голос пилота вплетается текстом в гранит,
Это небо гудит, это небо над нами гудит.
Наше небо – из красных знамён и железных зеркал,
Наше небо – колючий хрусталь и звенящий металл.
В наше небо прикладами вбита стальная звезда,
Стерегущая вечный блокпост на пути в никуда.
Наши тени становятся красными, наши тела
Превращаются в звонко поющие колокола,
В бесконечное поле, в блестящую алую медь,
В треугольные письма родным и в приказ умереть.
Наша родина – чёрные танки на белом снегу.
Наша родина – пуля, несущая гибель врагу.
Наша родина – это когда нет дороги назад.
Наша родина – это увидеть свой собственный ад.
Не дыши, посмотри – это наша с тобой пустота.
Это белый погост, на котором не видно креста.
Это всё, что однажды приходится выпить до дна.
Эта наша любовь и надежда – и наша весна.
Февраль 2017 г.
«Вот она: приходит в красно-чёрном…»
Вот она: приходит в красно-чёрном,
Губы перепачканы вином,
Пляшет по её колючим зёрнам
Блеск, который с юности знаком.
Вот она: приходит в сине-белом,
Тайну молчаливую храня,
Дразнит выгибающимся телом,
Смотрит и не смотрит на меня.
Вот она: приходит в бирюзовом,
Всё в ней незнакомо и