Побывав в Турине, Милане, Вероне, Болонье, Венеции и Риме, Александр Сергеевич в начале 1856 года прибыл в Париж. В Италии он уделял внимание главным образом живописи и заложил здесь основу своей коллекции картин и ценных предметов. Известно, что свою первую картину Александр Строганов приобрел в Венеции в апреле 1756 года. Получив отцовское разрешение истратить на покупки полторы тысячи рублей «для того, что этакой оказии мне во всю жизнь не найтить», Александр Сергеевич посетил два аукциона и доложил о том, что «умножил свой кабинет много курьезными вещами, между которыми есть две картины, которые охотниками до живописной работы весьма хорошими почитаются». Одна из этих картин была написана учителем Рафаэля Пьетро Перуджино, а другая – Доменико Фетти, последователем Караваджо и Рубенса. Эти картины упомянуты в каталоге, составленном в 1793 году, а об остальных, что были куплены во время первого заграничного путешествия, ничего не известно. Имеется лишь косвенное свидетельство того, что большинство первых приобретений Александра Строганова, мягко говоря, нельзя было назвать шедеврами, несмотря на рекомендацию Сергея Григорьевича «в покупке не ошибиться». «Уже до путешествия во Францию, – писал один из первых историографов русского искусства Якоб Штелин, имея в виду второе пребывание Александра Сергеевича за границей, – Его Сиятельство обладал многочисленным собранием хороших картин. А теперь этот господин и знаток со вкусом имеет много меньше картин, но каждая совершенно превосходна в своем роде».
В Париже Александр изучал естественные науки и знакомился с постановкой заводского дела. Здесь юный барон приобрел вкус к светским развлечениям и начал поигрывать в карты. Отцу он из Парижа писал редко и кратко, а вот Сергей Григорьевич отправлял сыну длинные назидательные послания. Внезапно проснувшуюся в отце склонность к поучениям можно объяснить только поведением сына. На то, что Александр Сергеевич вел себя не так, как хотелось бы отцу, указывает и фрагмент письма Сергея Григорьевича: «Также и то мне невразумительно кажется, для чего господин Антоний [гувернер Жан Антуан] ко мне не писал, да и вас к тому не принуждал. Я надеюсь [он] знает, что Вы ему по Вашим молодым летам в смотрение поручены. Так, казалось бы, служить надлежит».
Сергей Григорьевич отвел на Париж пять месяцев, но сын задержался здесь на целых восемь и покинул французскую столицу только в сентябре 1756 года после того, как отец перестал высылать ему деньги. В своем последнем письме Сергей Григорьевич рекомендовал сыну не посещать Англию из-за начавшейся войны, которую впоследствии назвали Семилетней, а возвращаться домой через Голландию, Брабант, Вену и Саксонию. Александр внес в этот маршрут небольшие коррективы, а после получения известия о кончине отца решил задержаться в Европе и через фаворита императрицы генерал-адъютанта Ивана Ивановича Шувалова просил у Елизаветы Петровны разрешения «остаться еще за границей для окончания наук». Императрица же приказала немедленно возвращаться домой (она явно беспокоилась о том, что без присмотра дела богатого семейства могут прийти в упадок). Вообще-то путешествие по Европе должно было продолжаться шесть лет – до середины 1758 года (именно на такой срок Александру Сергеевичу был выписан отпускной паспорт), но волею обстоятельств оно продлилось пять лет и два месяца.
Подведем итог: за время своего заграничного вояжа Александр Строганов повидал мир, изрядно пополнил свое образование, окончательно освоился в свете и приобрел страсть к коллекционированию (а заодно и какие-то дурные привычки, вызывавшие отцовское недовольство).
Во исполнение отцовской воли 20 сентября 1757 года Александр обручился с четырнадцатилетней Анной Михайловной Воронцовой. Императрица Елизавета Петровна, присутствовавшая при обручении, на следующий день произвела жениха в камер-юнкеры. Анна Воронцова была крестницей императрицы и приходилась ей родственницей со стороны своей матери Анны Карловны, урожденной Скавронской. Таким образом, дом Строгановых оказался связанным с домом Романовых еще одной нитью. 18 февраля 1758 года состоялось венчание, которое императрица также почтила своим присутствием. Для Александра Сергеевича этот брак был желанным. «По моему мнению, партия так хороша, что лучше и желать нельзя, – писал он в августе 1757 года своему дяде Николаю Григорьевичу Строганову. – При том я ласкаю себя тем, что мое избрание и вам может быть угодно». Слова «я ласкаю себя тем, что мое избрание и вам может быть угодно» слегка настораживают, но не очень-то сильно.
В свете Александру Сергеевичу откровенно завидовали – единственный наследник огромного богатства, родственник и любимчик императрицы, да вдобавок женился на юной и красивой дочери одного из столпов тогдашнего российского общества. Впрочем, звезда Михаила Илларионовича Воронцова вскоре закатилась, поскольку Екатерина Вторая, взошедшая на престол в середине 1762 года, быстро утратила к нему свое расположение. Воронцов не смог поладить с окружением новой императрицы и ее могущественным фаворитом Григорием Орловым. «Гипокрит [33], каких не бывало, вот кто продавался первому покупщику, – говорила о Воронцове Екатерина, – не было [иностранного] двора, который бы не содержал его на жаловании» [34]. Но брак Александра Сергеевича с Анной Михайловной оказался неудачным не по причине скорой воронцовской опалы, а по причине того расположения, которое испытывала к Александру Сергеевичу императрица Екатерина Вторая. «О негодном зяте было писано мне, что он совсем промотался, лучшие деревни распродал и достальные взаймы дал; он сверх легкомысленности и ветреного нрава, а так же и злое сердце имеет», – писал граф Воронцов в декабре 1764 года Ивану Шувалову. Низверженный с заоблачных высот тесть поливал зятя грязью, а Анна Михайловна в этом противостоянии заняла сторону отца, хотя по уму ей надо было держаться мужа, «потому оставит человек отца своего и мать свою и прилепится к жене своей; и будут одна плоть» [35].
Несчастливому браку есть и другое объяснение. «К концу масленой, когда все городские праздники закончились, при дворе было три свадьбы: свадьба графа Александра Строганова с графиней Анной Воронцовой, дочерью вице-канцлера, была первой, а два дня спустя – свадьба Льва Нарышкина с девицей Закревской,