"Мейкап, блин, что еще" – мысленно хмыкнула девушка, уже доставая из поясных сумочек порошок, чтобы развести краску для ритуала.
Чигиданцы угощали ее человеческой едой, которую на голиновский праздник решили принести отдельно: у них были и сушеные фрукты – очень сладкие! – и даже хлеб! Вернее, что-то вроде сухарей, но из настоящей муки, а не грубые печеньки из перетертых диких зерен. Какая вкуснотища! С улыбкой представила, что в человеческих землях она сможет опять есть привычные ей блюда: хлеб – каждый день, яичницу – из свежих яиц, а не когда под скорлупой то и дело находится уже протухшее содержимое или даже полуразвитые птенцы, фрукты... Яблоки, гранаты, виноград, да что угодно, лишь бы росло на дереве! Корнеплодов она уже на три жизни вперед наелась. Молоко, сыр, масло... М-м, как же она скучала по всем этим таким вроде бы простым продуктам. А если у местных людей еще и мороженое найдется? О-о!
Пришел Тыырын с огромными кусками вареного и запеченного мяса в небольшом котелке и, согнав одним своим угрожающим видом несколько людей поблизости, уселся рядом с Ырын. Подсунул ей еду: разодрал на части мясо и выложил на подложенные ныры большие листы лопухов. Долго человечка приучала орков, что она ест только из "одноразовой посуды", а не прямо с земли или общего куска засаленной шкуры. Взрослым было пофиг, но ее ныры научились столовому этикету.
А совсем скоро у нее будет возможность без ограничений пользоваться самой настоящей посудой, человеческой! Керамической, деревянной, металлической... может, даже фарфоровые тарелки или чашки найдет! А еще вилки! У нее будут настоящие вилки и салфетки!
Да, скоро у нее начнется совсем другая жизнь, понимала девушка. И тем ценнее для нее были текущие моменты – последнего ее дня в племени. Пусть жизнь здесь была груба, проста... то есть как раз не простая, но она была, и Ырын о ней не жалеет.
Так, то отрезая куски от мяса привычным ей каменным ножом, то закусывая сухофруктами от чигиданцев, Ырын не торопясь подготовила краску, достала самодельные кисточки и дала знак братцу развернуться к ней для росписи.
Конечно, все ее действия сидящие неподалеку люди недоумевающе обсуждали меж собой, но Ырын их игнорировала. Ей хватало неспешных разговоров с Агилямами, которым успела шепнуть, что она с голинами тоже завтра отправится в человеческий город. С ними, людьми. Чигиданцы обрадовались и стали приглашать ее всенепременно остановиться в городе именно у них, описывая, как они будут рады госпоже. Ырын же радовалась тому, что в дороге еще успеет добраться у Бабо знаниями, жизненно необходимым ей в городе. Да хотя бы как цифры на монетах узнавать.
Узоры и завитки орочьих символов ложились один за другим на широченную грудь наклонившегося к ней Тыырына. Затем подошел Дрын, которому брат уступил место. Затем по очереди подходили к ней другие голины, собирающиеся завтра в путь. Света от костра хватало, куда-то сдвигаться Ырын не видела необходимости. А что котронцы не понимают происходящего и всё шушукаются в стороне, так то их проблемы.
Мдыр, что пойдут завтра с ними на "шопинг" в человеческие земли, быстро закончились, поэтому Ырын стала наводить новую порцию краски – на этот раз для себя. Из другого порошка, с более щадящим красителем, и без добавления крови, пусть уж простят ей эту вольность духи.
Когда же стала из узко свернутого конуса плотного листа наносить получившейся кашицей узор себе, начав с левого запястья, вплетая орочьи защитные иероглифы в земные узоры мехенди, вырисовывая на предплечье целый расписной "рукав", то услышала новый голос в стороне:
– Что ж она себе не на груди рисует, как этим... Я бы посмотрел на ее...
А нет, это уже знакомый голос пипидастра. Чего это он ближе к ней пересел? Даже не побоялся, что рядом с ней Тыырын? Так хотел посмотреть на ее... что? Сиськи? Надо запомнить то слово, наверняка она услышит его в свой адрес от людей еще не раз.
Последние куски мяса утянули у них из-под рук вездесущие детишки, поэтому Тыырын ушел за новой порцией еды. Негромко переговариваясь на орочьем с Агилямами, Ырын стала разрисовывать себе правую руку. За время жизни в племени, где не нужно писать или держать мышку, она стала настоящим амбидекстром. Ведь умелый орк должен уметь бить одинаково хорошо с любой руки. Даже если он всего лишь человечка от рождения.
Пипидастр за это время, пренебрежительно вещая что-то среди солдат, успел обогатить ее словарный запас еще несколькими словами, большей частью, кажется, похабного направления. Точного перевода она пока не знала, у Бабо при втором Агиляме не стала уточнять.
Но когда вернулся Тыырын и стал вновь подкладывать ей мясо, пипидастр совсем уж разошелся в своих высказываниях. Сочиняя, видимо, из своих буйных фантазий что-то вроде о ее половой жизни с голинами, со всеми подряд, и заканчивая тем, что вот он бы показал этой грязной девке как настоящий мужчина...
Все, ее терпение подходило к концу.
Агилямы сидели чуть дальше и болтали меж собой без остановки, и у них вряд ли был такой острый слух, какой Ырын натренировала в степи, так что грязные фантазии того урода в общем гуле празднования кроме нее слышали лишь несколько ближайших солдат. Да и те вроде не так уж поддерживали эйра, больше хмурились, но и заткнуть его не решались.
Зато Тыырын, хотя мало котронских слов слышал раньше, тоже стал о чем-то догадываться. Задрал верхнюю губу, оголяя клыки, засопел, косясь на пипидастра. А тот идиот еще больше стал распинаться, совсем придурок.
Братец уже даже чуть вперед наклонился, так что Ырын пришлось положить свою ладошку на его мощное предплечье и прошептать:
– Подожди, я сама стукну этого гын.
Тыырын оценивающе смерил их фигуры взглядом, на что девушка хмыкнула:
– Нет, я стукну его так, как у людей принято, словами. И поверь, по очень больному месту для мужчины.
Их перешептывания тот идиот подметил и пошел на новый круг гадостей.
Ырын вскинула голову и, глядя прямо в глаза пипидастру, громко сказала на котронском языке:
– Раздевайся.
– А-а? – опешили все люди в той стороне.
Уставились на нее, будто сомневаясь в услышанном. Чигиданцы с другой стороны от нее тоже смолкли.
– Да-да, ты, пипидастр, – громко повторила Ырын и махнула рукой. – Встань. Раздевайся.
– Ты говоришь по-котронски?! – взвился этот говнюк.
– А ты не понимаешь? Или твой голова совсем плохой?
– Ырын,