Светлана профессионально улыбнулась, первой переступая порог комнаты прослушивания. Михаил шагнул следом за нею, подозрительно разглядывая белую коробку.
– «Стенограмма прослушки (6 февраля 1980 года)»… – прочел он. – Стенограмма? Даже так? Хм… «Источник: аудиофайл из архива КГБ СССР. Квартира М. П. Гарина, ул. Строителей, Москва. Ключевые фигуранты: М. Гарин, М. Браилов»…
– Присаживайся, фигурант, – ласково сказала Исаева.
Воздыхая, Гарин занял кресло у стола. Рядом мерцал пустым экраном монитор.
– Начнем сразу со второй кассеты…
Щелкнуло. Клацнуло. За окошком магнитофона завертелась пленка… Из динамиков потек голос, тут же отражаясь на экране частым зигзагом спектрального анализа:
БРАИЛОВ (явно ухмыляясь): Продолжим наш разговор. Согласись, что житие твое состоялось и устоялось. Даже так – застоялось. А у меня всё по новой! И дом, и работа, и лямур. Нет, правда… Инна… К-хм… Рита… Период бурной страсти миновал, вы привыкли друг к другу, и будничный секс не особо горячит… Не потому ли тебя так заинтересовала Лена?
ГАРИН (с сарказмом): Трудно с собой спорить. М-да… Тебе бы еще Наташу вспомнить.
БРАИЛОВ (сожалея): С Иверневой всё по-другому. Наташка – очень даже секси. Хотя, не спорю – умница-разумница. Но, прежде всего, тебя… Ладно, ладно, меня привлекали ножки, грудь, попа… Верно?
ГАРИН (печально): Да-а, такая попа была… А как чудно она утягивалась в талию! Прям, как перевернутое сердечко…
Михаил ежился, вжимался в кресло, словно пытаясь уменьшить собственную плоть.
– Это… не я в нём! – хрипло выдохнул он. – Тогда я… не мог так сказать!
– Выключи, Марин! – отрывисто велела Светлана. – Да, Миша, это не твой слог. Не твоя матрица интонации. И уж точно не твое отношение к Наталье! – она скупо улыбнулась. – Ну-у, раз уж меня «назначили» аналитиком… Смотри. Браилов говорит о ней, как о знакомой, с почти интимной интонацией. Но их личного контакта в рамках известной хронологии не было! Значит, Браилов знал Наталью из чужой – вживленной – памяти. А формулировка «тебя – ладно, меня» – ключевая. Это подсознательное слияние двух «Я», проблеск «гибрида»! Вывод: оговорка – не что иное, как след информационного прорыва сквозь контур Новикова, доказательство, что на момент беседы сознание Гарина уже частично функционировало в мозгу Браилова, хотя еще не доминировало. Даже подсознательная фраза «всё по-другому» и употребление ласкательно-уменьшительного имени «Наташка» указывают на личную вовлеченность. Подозреваю перекрестное влияние или след сознания иного цикла… Марина, включай!
«Росита», внимательно слушавшая Сосницкую, замешкалась, погруженная в собственные переживания, и поспешно утопила клавишу.
БРАИЛОВ (глумливо): А почему – «была»? Почему обязательно в прошедшем времени? А, может, «продолжение следует»? Или ты думаешь, я не знаю, чье фото в свадебном платье «прячется» у тебя в портмоне? Точно не Ритино! Она, Наташка, важнее всех для тебя, но ты боишься потерять то, что имеешь. А ведь ты любишь ее, а она любит тебя! Вот и «ушла замуж» за Дона, потому что ты не решился на поступок! Потому что тебе казалось, будто ты связан…
ГАРИН (резко): Хватит! Да, ты прав, я люблю Наташу! Но я и Риту люблю! И нас с нею связывает слишком многое, чтобы просто всё порвать и выкинуть!
БРАИЛОВ (невесело смеясь): Ладно, извини. Я не должен был этого говорить. Просто…
ГАРИН (грубо обрывая): Постой! Ты сказал… Продолжение следует? Хочешь сказать, что она вернется?
БРАИЛОВ (насмешливо): А вдруг действительно вернется? Представь: лет через десять она появится на пороге вашего дома, и скажет, что всё это время любила только тебя одного… (Пауза) И даже ребенка тебе родит. Девочку, наверное…
– Всё же Леина гипотеза о ментографическом резонансе имеет смысл… – задумчиво пробормотала Светлана. – Если сознание юного Миши из «Альфы» было частично внедрено в Браилова, то возможно, оно сохранило эмоциональные и чувственные матрицы, переданные через подсознательные связи… Это объясняет, почему Браилов говорит о Наталье так, словно она ему знакома – он не просто помнил её, он её чувствовал…
ГАРИН (успокаиваясь): По-моему, ты постоянно следишь за собой, чтобы мыслить иначе.
БРАИЛОВ (уже с обычной интонацией): Что, так заметно?
ГАРИН: Мне одному. Нет, я тебя понимаю – хочется зажить своей собственной жизнью, а неизбежный параллелизм раздражает. И всё же инерция сознания слабеет. Мы уже расходимся порой, а уедешь, и процесс ускорится – наша общая мировая линия разветвится.
БРАИЛОВ (наигранно): Короче, без поллитра не разберешься. Наливай!
ГАРИН (с хмельным огорчением): М-м… Кончилась… Щас… У меня где-то «Арарат» заныкан!
БРАИЛОВ: Тащи! (слышно, как Гарин уходит. Голос Браилова меняется, в нем звучит горький надрыв) Умник нашелся… (передразнивает) «Мировая ли-иния»! «Параллеле-ле…» Тьфу, ты! Па-рал-ле-лизм… А ты знаешь, умник, каково это – желать того, что тебе не светит? И ведь я знаю – знаю! – каково быть любимым ею! Только вот, я – не ты… Я знаю, как она целуется. Знаю, какой аромат источает ее кожа. Как она смеется, когда боится заплакать. Я знаю, как она тебя ждала! И как отказалась ждать дальше… А я… Я лишь тень. Тень твоего «Я», умник… Будь ты проклят…
– Выключай, Маринка… – сказал Гарин дребезжащим голосом.
Магнитофонная лента замерла, голос из прошлого стих.
– Последнее заявление могло быть метафорично, – суховато высказалась Сосницкая. – Или… Хм… Или оно указывает на глубокую субкортикальную интеграцию двух ментальных матриц.
– Это не я… – медленно произнес Михаил.
– Точно, – кивнула Светлана. – Ты думал тогда, что Наталья ушла навсегда.
– А Браилов… знал, что она вернется.
Тишина уплотнилась.
– Он завидовал тебе, – волнуясь, сказала Марина. – И знал, что у вас с Наташей будет дочь. Лея…
– Знал, – согласилась Светлана. – Но молчал.
– Значит… я уже был в нём, – с механической ясностью вывел Гарин. – Тогда, в восьмидесятом. Был… Мой разум. Моя память…
Только не знал об этом сам!
Вечер того же дня
«Альфа»
Ново-Щелково, улица Колмогорова
Когда сын и дочери выросли, Михаил стал лучше понимать дедушек. С утра до вечера в доме висела тишина – то самое великое благо, о котором мечталось в миновавшую пору мокрых пеленок и несделанных уроков. Но теперь ситуация виделась совсем с иного ракурса – дом опустел.
Даже внучки не вносили в устроенную жизнь толику бестолкового, но милого хаоса. Наталишке этим летом стукнет двадцать два. Даже Юлькина Лизаветка учится в восьмом классе, а Янка и вовсе на первом курсе… Обе – красотки, что радует, но кому теперь сотрясать коттедж боевыми кличами, радостными воплями или отчаянным рёвом?
И «три грации»