– А… – неуверенно начала мама, но девушка поняла ее, и мелко закивала головой.
– Было! Минут двадцать, наверное… – с трудом договорив, Лея уткнулась рдеющим лицом в отцовское плечо.
Мужская рука огладила узкую девичью спину.
– Нельзя так долго… – ласково выговаривал папа. – Особенно в первом Слиянии. Да ладно! Сам такой же… Леечка, я очень, очень рад за тебя. За вас!
– Спасибо, пап… – глухо и невнятно выговорила дочь. – Я тебя сильно-пресильно люблю! – Она смешливо прыснула. – И тебя, мам, тоже!
Воскресенье, 27 января. Утро
«Гамма»
Израиль, Мошав Халец
Беня Шломо развалился в любимом кожаном кресле, листая ксерокопии документов из архива ШАБАК. Даже новые листы слегка отдавали пылью и затхлым духом архива.
На обложке папки значилось: «Дерагази В. / Пилар / 1956 / Секретно» – и зачёркнуто красной печатью «Гриф снят – 2007».
Шломо нетерпеливо пробежал глазами очередной листок – в бездушных канцелярских оборотах описывался последний год жизни Дерагази.
«Подвеска… Платина, гелиодор, серые кристаллы… Забрал с собой в поездку…»
Беня презрительно фыркнул. Платина? Пара унций, не больше. Гелиодор? Полудрагоценный хлам. Иттриево-алюминиевый гранат? Пф-ф! Это вообще синтетика! Так, заменитель брюликов – ширпотреб на потеху тинейджерам и студенткам…
Хотя… Если верить бумагам, тот ленинградский профессор утверждал, что как раз эти иттрогранаты – природные! Даже название им придумал – ивернит…
Только какая разница? Что значат четыре жалких камушка, уникальность которых публика в жизни не оценит, когда у него в сейфе лежат три мешка необработанных рубинов и сапфиров из Индии, из Камбоджи— и все они в сто раз ликвиднее убогой «подвески князя Витгенштейна»! Да хоть герцога…
Беня никому особо не распространялся о том, почему его так заинтересовала эта папочка из ШАБАК – даже в его прожженной душе жило обычное человеческое стеснение.
В преступном мире Израиля легенда о Вильфриде Дерагази пережила самого «Турка» на десятилетия. Для израильских мафиози он стал тем же, кем был Мишка Япончик для одесских уркаганов или Аль-Капоне – для чикагских гангстеров. Со временем Дерагази превратился в символ теневого могущества, а «подвеска с серыми кристаллами» – в сакральный объект, мистический артефакт, вроде Святого Грааля тамплиеров. Но что, что в ней такого?!
Нахмурившись, Шломо перечитал абзац о странном эффекте. В отчёте говорилось о слухах: «серые кристаллы» холодные, как лёд, но якобы «теплеют в руке», «вызывают странные ощущения»… И будто бы Дерагази уверял, что они могут преумножать внутренние силы и волю, просветлять сознание, вызывать видения прошлого и будущего… Сам «Призрак из Печа» якобы всегда носил эту подвеску с собой. А вот это уже интереснее…
Беня покачал папку в руке, словно прикидывая вес.
Слухи он любил. Потому что за молвой часто пряталась правда – а правда могла обернуться богатством или властью.
– Серые кристаллы… – хмыкнул он. – Не золото, не бриллианты. Но…
Шломо положил папку на стол и рассеянно пошлепал по картонке ладонью.
«Если хотя бы половина этих историй о серых камнях верна… – подумал он, блуждая взглядом по кабинету. – Значит, это не просто красивая побрякушка… Может быть, ключ… Ключ к чему-то большему…»
Беня вспомнил слова связного: «Говорят, это очень древнее дерьмо, ещё до динозавров…»
Древность не имела значения. Но, если серые кристаллы действительно влияют на психику… Если их можно встроить в какую-нибудь хитрую аппаратуру…
Шломо ухмыльнулся.
«Чёртовы янки, русские, британцы – все лезут в мозги через лекарства, через всякие «сыворотки правды» и «вакцины от страха»… А что, если вместо всей этой химии можно сделать… м-м… Ну, устройство, там, или прибор – втыкаешь в него пару «серых кристаллов» – и делай с людьми что хочешь?.. Главное – раздобыть подвеску и отдать эти чудо-кристаллы головастым ребятишкам на анализ – они мигом разберутся, что истина, а что выдумки…»
Он решительно закрыл папку, рассеянно постучал по ней пальцами, и вызвал одного из подручных:
– Нимрод, найди мне людей, которые смогут узнать, куда делась эта чёртова подвеска. Сохранилась она или расплавилась в аду вместе с самим Дерагази… И побыстрей.
– Есть, босс …
Беня усмехнулся. Платина и гелиодор – мусор. Но «серые кристаллы»…
«Хм… Если они реально могут влиять на мозги – тогда эта побрякушка стоит дороже всех алмазов Израиля!»
Вторник, 29 января. Утро
«Гамма»
Щелково, улица Парковая
Михаил Петрович Гарин быстро освоился в новом для него мире. Сразу в трех мирах Сопределья! Разумеется, привыкнуть к иной картине Вселенной было нелегко, но любовь Таты сняла все тягости с чудесной простотой.
Месяца три уж минуло с первого их Слияния, а он помнит каждую минуту тогдашнего упоенья, будто вчера только проснулся в одной постели с нежной и послушной красавицей… Агентом «Белоснежкой»…
– Вставай уж, агент «Розенбом», – проворчал Гарин. – Десятый час, а он валяется! Подъем!
Кряхтя, Михаил Петрович воздвигся над скрипнувшей кроватью. Отразился в зеркале шкафа-купе, и скривился – не любил он на себя смотреть. Вроде, и брюхо не отрастил, а живот всё равно выпирает… Уж больно пресс слаб. Никаких тебе кубиков, сплошной шарик… И в плечах ни крутизны, ни разворота – оплыли… Один плюс, что ноги ровные. Так волосаты же…
«Не Антиной, – усмехнулся Гарин, шлепнув себя по голой заднице. – В ванную шуруй! Засмотрелся…»
Повертевшись под душем, пофыркав, как тюлень, он вытерся и натянул просторные «домашние» штаны – нагревшись на полотенечнике, они отдавали приятную теплоту.
Первые дни были морем растерянности, по которому плыли айсберги зависти. Даже своему двойнику, «альфовскому» Гарину, в которого сам же, как бы, и переселился, он отчаянно завидовал! Тот и моложе выглядел, и держал себя уверенно…
«Дурачо-ок! – ласково уговаривала «Белоснежка». – Миху любили всю жизнь, и до сих пор любят! И трое его женщин, и дочери, и внучки!»
«Да-а… – призадумался «Розенбом», изображая наив. – Где ж мне найти еще двух красоток?..»
«Я вот тебе дам – еще двух! – Тата погрозила ему кулачком. – Ишь ты его! Меня будешь любить – за троих!»
Михаил Петрович довольно хмыкнул. Наталья полностью устраивала его, и в постели, и вне спальни. Их отношения сложились сразу, с первой встречи наедине. Тата – его женщина. Он – ее мужчина. Но, все же, не в одних амурных утехах суть…
Где-то на другой день после Слияния он начал ощущать в себе некие перемены. Нет, седины не заместились русыми прядями, и морщины не разгладились, возвращая коже бархатистость. То, что происходило с ним, трансформировало натуру, душу, интеллект.
«Белоснежка» растревожилась, вызвала Лею, ту самую «Рожкову», и девушка поставила диагноз, обворожительно улыбнувшись:
«Инициализация!»
Гаринский ум