Руслана уже не было. Я осмотрелся по сторонам, и никаких следов его присутствия не заметил.
— Отправила его в их дом, — пояснила она. — Раз уж он ходит более-менее, то пусть там лежит. А перевязки можно и на месте делать, ничего страшного. Садись на кушетку, я сперва найду, куда цветы положить.
Ваза нашлась — простенькая, стеклянная, широкая такая. Воды она налила туда из пятилитровки, поставила на подоконник. Посмотрела еще раз, и я увидел, что она улыбается. Ей точно понравилось.
Я же сел на кушетку, откинулся на стену, руки сложил на коленях. А она тем временем уже собирала какие-то припасы — антисептик, салфетки, еще что-то. Обработала руки, как обычно натянула перчатки, дотронулась до лица.
Я невольно вздрогнул. Когда не трогаешь — практически не чувствуется, до того как помыться, я забыл о ранах вообще. А теперь чувствуются. Реально обработать надо, мало ли, воспалится.
— Сядь нормально, — сказала она, и когда я пододвинулся вперед, чтобы ей было проще до меня дотянуться, спросила. — Что случилось-то?
— Я на бандитов наткнулся, — ответил я. — Там еще знакомый наш общий был, Шульц, может помнишь такого, он под Изгоем ходил. Цветы пошел тебе собирать, и в итоге они вышли на меня.
— Цветы для меня? — девушка посмотрела мне прямо в глаза. — Ты серьезно?
— Ага, — кивнул я. — И как выбрался-то?
— Наташа спасла, — ответил я. — Она сама туда бегала, оказывается, за цветами. Выстрелила в них, а я смог вырваться. Короче, они умерли, а я вот с тобой сижу.
— Она… Она кого-то убила? — озабоченно спросила Саша.
— Одного, — не стал врать я. — Скорее случайно, чем специально. Стреляла в его сторону, и шальняк в голову прилетел.
— Черт… — пробормотала девушка. — Мне бы этого не хотелось. Ей сколько лет-то, одиннадцать?
— Двенадцать уже, — ответил я. — В прошлом месяце исполнилось.
— Но все равно. Это большой шок… Я с ней поговорить должна.
— Не знаю, — я пожал плечами. — Она там сейчас сидит в комнате у себя и книжку про неминуемую победу коммунизма читает.
— Серьезно? — глаза Саши расширились еще сильнее. — Ладно, я с ней поговорю. Попозже. Сперва тобой займусь. Ты что-нибудь с ранами делал?
— Я помылся, — ответил я, провел ладонью по еще мокрым волосам. — С шампунем их промыл.
— Да, ничего лучше придумать не мог, — хмыкнула она. — Сказано же про раны — не мочить. Ладно, давай обработаем.
Девушка смочила один из тампонов чем-то и принялась прикладывать к моему лицу. Один раз, второй, третий. Движения нежные, видно, что она пытается не причинить мне боли. Мне на самом деле не очень приятно — щиплет, но я молчу. Не хватало еще слабость выказывать. Ну словил пару раз по ебалу и все. Чего тут такого?
— Так лучше, — проговорила она. — Я тебе дам чего-нибудь, чтобы ты сам обрабатывал. Но… Мне не нравится твоя скула.
— А что с ней? — я чуть руку не поднял, чтобы дотронуться, но потом понял, что делать этого не стоит. Руки хоть и чистые, но не стерильные же.
— Рассечение глубокое, — сказала она. — До кости практически.
— Да стяни пластырем просто и все, — ответил я.
— Шрам останется, — заметила она.
Я чуть не расхохотался. Чуть повернул голову и провел рукой по шраму, который шел через весь висок. Глянул ей в глаза.
— Ты думаешь, после такого, я хоть какое-то внимание на шрамы обращу? Да и вообще, шрамы украшают мужчину. Разве не так?
— Какие-то пещерные стереотипы, навязанные токсичной маскулинностью, — ответила она. — Давай все-таки зашьем. Мне несложно.
— Да зачем? — я поморщился. Чтобы мне иглой водили у лица — этого тоже не хотелось. Особенно скула, там глаз совсем рядом.
— Давай зашьем, — повторила она. — Ничего страшного не случится, там штуки четыре шва. И вместо шрама тонкая белая линия будет, она потом вообще исчезнет, у вас мужиков же, не кожа на лице, а кирза. Или ты боишься?
— Да нет, ты же шить будешь, — ответил я.
Она отошла и тут же вернулась с двумя блистерами. В одном — игла, во втором — нить. Зажим взяла, или как там эта штука называется, обработала его.
— Все стерильно, можешь убедиться, — улыбнулась уже.
Уже честно и открыто. До этого избегала, а теперь. Теперь все как будто нормально стало. Будто не произошло ничего. Ну, это хорошо, наверное.
На душе сразу стало легче. Не так, как в песнях, конечно, не птички запели, но тоже хорошо. Очень даже. Я наклонился, чтобы удобнее было, и она открыла иглу, заправила в нее нить и зажала это все в зажим.
— У тебя как с материалами? — спросил я. — Нормально? Или еще надо?
— Надо, конечно, таких вещей никогда мало не бывает, — ответила она. — А что, опять в пекло сунешься?
— Конечно, — кивнул я. — Куда деваться. Но поверь мне, с зомби я бы имел дело гораздо более охотно, чем с бандитами. Эти хотя бы честно тебя сожрать пытаются.
Черт. А ведь раньше в действительности проще было, когда мы большей частью времени с зомби дело имели. А теперь вот с людьми. Это прямо как в кино или книгах — любая история про зомби в конце-концов превращается в историю борьбы людей с людьми.
— Без анестезии потерпишь? — спросила она. — Могу обколоть, но лицо онемеет, будет неудобно.
— Давай, — тряхнул я головой. — Нормально все будет. Не маленький.
Она подошла совсем близко так, что я увидел, что ее халат распахнулся, и практически коснулась меня своей достаточно большой грудью. А потом осторожно проколола мне кожу. Я невольно вздрогнул и нахмурился.
— Не морщься, — попросила она. — Иначе я тебе нашью тут, будешь с кривым лицом ходить.
Потянула нить, проткнула еще раз, но на этот раз боли практически не было. Нормально.
А она уже перешла ко второму.
— Ну, давай, еще три штучки, и нормально все будет. А потом снимем, и совсем хорошо, как заживет. Так что давай…
— Что ты со мной, как с