— Ты сейчас серьёзно? — Лика прищурилась.
— Серьёзно, — кивнул я. — Знаешь, я ведь не сразу это понял. Всё ждал, что вернётся память, что всплывёт кто-то из прошлого. Но не всплыло. Зато здесь — ты. Ты со мной прошла всё это. Видела, каким я могу быть, и всё равно осталась рядом.
— Осталась, потому что выбора не было, — пожала она плечами. — Тогда, в самом начале. А потом… Потом захотелось остаться. Не из-за страха — из-за тебя.
Я ничего не сказал. Просто смотрел, как ветер играет её волосами, как солнечные блики танцуют на её лице. И понимал: не знаю, что будет за мостом, но если я смогу, то вытащу нас всех. А её — особенно.
— Ладно, пошли, — сказала она после паузы. — А то сейчас еще кто-нибудь подойдет и подумает, что мы тут роман развели.
— А мы разве не развели? — усмехнулся я.
— Не знаю, — Лика тоже улыбнулась. — Но, кажется, теперь ты мне должен дом. С печкой. И с сараем для дров. Чтобы зимой точно не замерзли.
— Будет, — пообещал я. — Если доберемся. Будет всё.
Тем временем Наташа с Яной уже вернулись. Парни вытащили из УАЗика складной стол, на нем тут же появилась горелка для сухого топлива и банки с консервами. И все уже стояли вокруг этого самого стола, только Степаныч чуть в стороне остался. За подступами наблюдал. Понимал: нехорошо может получиться, если кто-то поедет, мы ведь сейчас — групповая цель, нас всех одной очередью можно положить.
Но он, если что, увидит, предупредит. А если ничего не случится, то своего не упустит, порцию получит. Пожрать старик тоже совсем не дурак.
Когда мы вернулись, обед уже почти был готов. Консервы грелись на горелке, а пакеты с галетами были уже распечатаны. Еще вода в бутылках стояла, у нас ее много было, надо же фляги из чего-то наполнять. Посуды, правда, не было, и столовые приборы у каждого давно свои. Это, наверное, первый признак беды — когда человек ложку с собой начинает таскать.
— Перловка с мясом, — проговорил Овод. — Голубцы со свининой. Плов узбекский с курицей. Сейчас бы пельменей, если честно.
— С кетчупом и майонезом? — спросил Олег.
— Не, — «росгвардеец» покачал головой. — Со сметаной, конечно. Только со сметаной, а никак иначе.
— У меня отец любил их в уксус макать, — сказала Яна. — Разбавлял водой уксус, макал и ел. Только так.
— Да ладно, развели тут, — усмехнувшись, проговорил я. — Все равно едим то, что есть. Никаких нам пельменей.
— Выберемся, приду в первое же кафе и закажу себе четыре порции, — сказал Овод.
— У тебя деньги есть? — удивился Олег.
— Ну да, — кивнул он. — На карточке. Карточка банковская у меня с собой, банк московский, тогда почему они вдруг работать не должны?
— Уж не знаю, — усмехнулся я. — Как-то я и не думал, что банковские карточки будут работать.
Кстати, а ведь это тоже вопрос. Денег у меня с собой нет, я их вообще не брал, да и вообще считал просто бумагой бесполезной. Но это тут, в Крыму. А что если там, на большой земле, реально жизнь? И тогда ведь там, как ни крути, но балом правят бабки. Не в том смысле, что старушки, хотя у них власти тоже хватает, а в том, что наличные, купюры и прочее.
Как мы там проживем-то без денег?
— Да нас в какой-нибудь лагерь для беженцев сунут, — сказала Яна. — Так что не будут нужны никакие деньги первое время. А потом… Это уже смотреть надо будет. Я думаю, там что-то такое есть, не первые же мы с полуострова свалим.
— Наверняка жителей Керчи вывезли, — кивнул Овод.
— А по рации ничего такого не передавали? — спросил я, сам себе удивившись. Это надо было еще в самом начале спросить — была ли эвакуация.
— Связь с первых дней эпидемии вырубилась, — ответил он. — И спутники, и радио. Сам подумай: мы в Севастополе торчали, а про то, что в том же Бахчисарае есть лагерь для беженцев, понятия не имели. Хотя там расстояние — доплюнуть можно.
Я взял свою банку с перловкой, не дожидаясь, пока она нагреется. Перемешал, попробовал — есть можно, не холодное. Соли, правда, маловато, но тут и солонка, вон, стоит, каждый себе по вкусу добавить может.
Вытащил еще галету из пачки, с хрустом раскусил.
— А ты чего такая молчаливая, Наташа? — спросила у девочки Лика.
— Мне страшно, — ответила девочка.
— Почему? — удивился Олег.
— Потому что… — она вдруг задумалась, будто затруднялась это сказать, но потом все-таки проговорила. — Потому что мы все расстанемся. Сейчас, пока мы тут, мы все вместе, а если сможем уехать из Крыма…
На ее глазах вдруг появились слезы. И я разглядел укор в глазах Яны. И с чего бы это? Как я вообще такое заслужил? Опять мало времени девчушке уделял?
А ведь реально. Мы заботились о ней после смерти матери, кто как мог. Мы для нее всем миром, считай, стали. И теперь… Мы для нее, наверное, реально, как семья.
Да и сам я иначе к своим спутникам относиться стал. Сперва их как балласт воспринимал исключительно, делил на бойцов и бесполезных. А сейчас понимаю, что это не так. Что вокруг, пожалуй, все-таки друзья. А они бесполезными не бывают.
Я отложил банку на стол, рядом положил недоеденную галету, присел рядом, чтобы наши глаза оказались на одном уровне.
— Мы тебя не бросим, Наташ, — сказал я и поправился. — Я тебя не брошу. Если сможем выбраться, будешь жить дальше со мной… — посмотрел на Лику и поправился. — С нами. В городе, где люди живут, а не зомби. В школу снова пойдешь.
— В школу тоже боюсь, — вдруг сказала она. — Все мои друзья-то тут…
Ну да, съели всех твоих друзей, малышка. Убили и съели.
— Будут там у тебя новые друзья, — сказал я, пусть и понимал, что так говорить не стоит. — Как у тебя друзей-то не будет? Ты же