— Остановись, но не выходи… — прохрипел я. — Покажи жетон…Лика затормозила, но на этот раз не резко, так что меня даже не качнуло, так и остался лежать на сиденьи, уставившись в потолок. Услышал, как открылась дверь. Лика не почувствовала, выскочила наружу.
— У нас раненый! — она кричала так, что даже голос срывался. — Очень тяжело! Он офицер! Вот жетон!
Прошла одна секунда. Две. Три. Я услышал шаги, приподнял голову и увидел как к машине подходит вооруженный «двенадцатым» мужчина в мультикаме. Лицо его мне показалось неуловимо знакомым. Он посмотрел на меня, развернулся и заорал:
— Тут раненый! Санитаров тащите! Сообщите в госпиталь, пусть операционную готовят!
Я снова попытался что-то сказать, но из горла вырвался только влажный хрип. Перед глазами всё поплыло, как будто смазал мою роговицу жиром. Все-таки довезла. Все-таки успели. И тут живые люди! Значит, и мы сколько-то еще проживем.
— Край! — послышался голос Лики. — Край, очнись! Да не спи ты! Смотри!
Я снова открыл глаза и уставился вперед. Машина стояла на мосту, вот он: два параллельных пути, один — железнодорожный, а второй — автомобильный. Широкий. Он ведет из Крыма на большую землю, туда…
Только вот не было ничего. Ни блокпоста, ни флагов, вообще ничего. Потом что мост метрах в ста обрушился вниз. И вокруг, на сколько хватало зрения, бушевал шторм. Тот самый, который мы видели каждый раз, когда приближались к побережью. Даже Тузлы не видно, что уж говорить про противоположный берег.
— Что… Что за… — прохрипел я.
— Край… — выдохнула Лика. — Тут ничего нет…
Её голос звучал не как у женщины, а как у человека, из которого только что вырвали сердце. Очень медленно, жестоко.
Я попытался приподняться, но тело не слушалось. Мышцы ватные, живот стянут тупой, холодной болью. Как будто внутри меня забралась какая-то тварь и там сдохла. Дышал я уже с трудом.
— Как ничего? — спросил я. — Как, блядь, ничего?
Наташа всхлипнула. Я увидел, как она закрывает лицо руками. Я не мог её обнять, не мог утешить. Ни её, ни Лику. Никого.
— Это конец? — спросила Лика. — Мы… Это всё?
Я смотрел в потолок. И не знал, что ответить.
Нет больше команды. Ни решений, ни приказов. Нет дороги. Вообще ничего не осталось. Есть только оставшиеся минуты. Я думал, что веду их к спасению, а привек к обрыву. К краю.
Хорошая ирония, да? Край. Имя-напоминание. Я и есть этот обрыв. Я и есть конец. Сколько раз они говорили мне, чтобы я не тащил их туда. Чтобы мы остались в Дачном, чтобы продолжили выживать. Чтобы бросил эту глупую надежду.
Лика перелезла на заднее сиденье, отодвинув Наташу, прижалась ко мне, положила руку на живот, около раны. Я почувствовал, какие холодные у нее пальцы.
— Прости, — прошептал я.
— Нет, — покачала она головой. — Не прощаю. Потому что ты ещё жив. Потому что ты нас довёл. Потому что я всё равно тебя люблю. Даже если… Даже если…
Наташа подовинулась ближе, и её маленькая ладонь легла мне на лоб. Без слов. Она не спрашивала, что делать. Она просто была рядом. Лика и Наташа. Все, кто остался.
Я закрыл глаза и уткнулся головой в волосы Лики. Всё, что я мог сделать — это запомнить. Как пахнут её волосы, как её голос дрожит от отчаяния. И то, как на соседнем сиденьи тяжело дышит девочка, которую я должен был спасти. И не смог.
И в этом моменте — всё. Вся моя жизнь. Все мои войны. Все мои грехи.
Это больше ничего не значит. Путь, наверное, вообще ничего не значит. Только концовка. Край.
И если это конец… Пожалуй, что так и есть. Надежды во мне не осталось.
Я вдохнул, выдохнул. Вдохнул, выдохнул. Только это и остается делать, пока еще могу.
Набережные Челны, 2025 г.