– А тряпка и ведро у вас где? – неожиданно спросила девушка, стаскивая кольчугу.
– Зачем тебе?
– Приберусь тут. Ты видишь, наверное, не очень хорошо, раз грязь такую развела, а мне здесь жить. Отработаю! Я и стряпать умею, и по хозяйству, если что. Помощница тебе не повредит.
Я выдала ей инвентарь, а сама села на ступеньку лестницы и задумалась. Что с ней делать? Прогонять некуда – пустошь и опасность. Она мне какую‑то клятву принесла, видимо, для нее это важно. Богатырша споро принялась за дело и вскоре стянула с себя кожаную рубаху на шнуровке и с коротким рукавом, под ней оказалась простая льняная. Изольда обретала жилой вид, быстро прощаясь с пылью и паутиной.
– Никогда не видала кота в доспехах, – нарушила молчание Настасья. – Зачем ты его держишь?
– Я не держу, он мой друг и наставник. Люблю его.
– А вы зачем здесь, куда шли?
– По такому же делу, что и ты, – за Баюном. Вопросы к нему есть. Так что хорошо, что ты его не убила, расспросить надо кое о чем.
– Ха, держи карман шире, Яга! Эта тварь разговаривать не будет, как увидит – сказки свои начнет, а от них шибко спать хочется, сил нет держаться. Будет ходить кругами, заманивать к реке, а как заманит, так и бросится, ирод.
– Какой он? – Бальтазар замер на пороге. До невозможности серьезный взгляд, какого давно не наблюдала. За его спиной маячил Морок, усиленно делавший вид, что разговор его не интересует.
– Размером что твой теленок, черный с белой грудью, зубы – как вилы торчат, – ответила богатырша и сморщила нос. – Когти – как серпы.
– Рыжий он, что ты мелешь! – не выдержал конь.
– Я во сне серого полосатого видела, – озадачилась я.
Пока мы пререкались, доказывая друг другу, какой Баюн на самом деле, БТР встряхнулась, без указки затопила баньку, с крыши посыпалась грязь, прямо на сквернословящего Морока. Я почувствовала, как одичавший дом изменился, посветлел, стал больше похож на ту мою Изольду, к которой я привыкла. Вот что простая уборка сделать может. Иногда так и в голове своей полезно убрать.
– Как бы сладить с ним и не полечь… – задумчиво протянула Настасья.
– Ты уже полегла, – напомнил кот.
– Нас теперь много, мы должны действовать сообща, раз он так силен. – Я подошла к сундуку, достала прут и клещи, которые мне вручил Ворлиан.
Широкий меч в украшенных камнями ножнах я брала осторожно. Настасья ахнула и закрыла рот ладонями, глаза заблестели.
– Ты чего это, Ягуся, оружием трясешь? – поинтересовался Бальтазар.
– Да вот, у нас ведь теперь личная охрана есть, а свой она потеряла в битве. И не мне мечом размахивать, по другой части работаю. – Я вынула тяжелый меч из ножен. Сияющее лезвие, будто только выкован, широкий желоб посередине, а вокруг него письмена странные и геометрический орнамент.
«Побеждает, правит, властвует. Волхв берег тя», – перевел мне голос.
Похоже, ко мне послали переговорщика, чтобы наладить связь. Когда шумят все – я их гоняю, а один, смотри‑ка, полезным представляется. Так и быть, послушаю.
Богатырша осторожно взялась за рукоять крепкой, привыкшей к работе рукой, по‑хозяйски сомкнула пальцы и взмахнула, рассекая воздух.
– Мы, твои волхвы, заговор даем, слово железно на мече куем: «Волхв берехъ тя», – да в лихом бою оберег‑узор воя сторожи! От меча, от ножа, от стрелы, от копья да другаго ратнаго железа! – торжественно сказал Морок и добавил: – Давно я кладенцов не встречал, Яга. Ты преподносишь сюрпризы.
– Баюн ночью из логова выбирается, – сказала Настасья. – Пойдем, как луна взойдет.
Глава 11
Темная сторона Луны
Настасья развлекалась рубкой ближайших сухих деревьев, проверяя остроту и прочность меча. Молодецкая удаль вкупе с наивностью, азартом, бесстрашием и, чего греха таить, некоторой глупостью даже забавляла. Не могу сказать, что я опасалась выдать кому‑то наше местоположение, но радостные крики, треск дерева и звон металла сильно оживляли унылый, скупой на звуки и краски пейзаж. Короче говоря, нас было слышно за несколько верст.
Животные молчат. Бальтазар смотрит отрешенным взглядом, разговаривать не хочет. Морок… не знаю, нормально ли, что конь сидит как собака. И все мы наблюдаем за богатырскими упражнениями.
– Янина! Тьфу, наградили же тебя родители именем, экое странное. Добрый меч‑кладенец, не тупится, смотри! – Настя демонстративно порезала палец, доказывая мне качество. Она сияла как самовар, открытая, по‑детски непосредственная, не улыбнуться в ответ было невозможно. Настя плюхнулась рядом, периодически посасывая палец в попытке остановить кровь, и стала деловито снимать навершие с рукояти кладенца.
– Ты что делаешь? – удивилась я.
– Хочу посмотреть, какой в нем оберег спрятан.
Она сняла похожее на толстую сосновую шишку навершие, и на мозолистую ладонь выпало…
– Правое око осетра! – радостно вскрикнула девица. – Добрый оберег. «Аще кто пойдет на войну и он бы носил правое око осетра‑рыбы, тогда одолеет врагов своих», – продекламировала Настасья, убирая находку обратно и возвращая деталь меча на место. И вдруг шепнула мне в ухо: – Здесь кто‑то есть. Рядом, наблюдает, я чувствую. Но ты не бойся, я сейчас.
Я не успела возразить, что вообще‑то не боюсь, как моя телохранительница вскочила, хаотично размахивая мечом и улюлюкая. Несколько минут она бегала по крыльцу, сосредоточенно сопя и делая резкие выпады. Сколько прыти, святые суслики, как ребенок на детской площадке.
– Боевая блондинка – это опасно, – философски изрек Морок.
– Ага, попался! А ну‑ка, покажись, нечисть! – радостно закричала Настасья, тыкая острием меча в угол веранды.
– Тихон там, остынь, вояка, – хмыкнул кот.
Курлы! Про малыша‑то я и забыла совсем.
– Тихон? Какой такой Тихон? – недоверчиво уточнила Настасья.
– Летописец мой.
Я попросила его появиться. Маленький шпион крепко прижимал к себе блокнот, а в нескольких сантиметрах от его пятачка застыло острие меча. Тихон скосил глаза к переносице и приглушенно хрюкнул.
– Это что за зверь такой диковинный? – сдвинула брови богатырша, но меч не убрала. Пришлось вмешаться.
– Он свой, – отвела ее руку в сторону, Тихон шмыгнул мне за спину. – Летописец. Приставлен ко мне жизнь мою писать и подвиги.
– Чего пи́сец? Сколько чудес в свете есть, никогда не встречала такого зверя. На человечьем лице – свиной пятак и уши, руки человечьи, ноги, а позади поросячий завиток! – Она сдвинула брови еще суровее: – Всегда рядом?
Кладенец с характерным звуком вернулся в ножны.
– Ну да.
– А ежели я в баньке стану париться, – недоуменно сдвинула брови богатырша, – так он подсматривать будет?
Я только хотела сказать, что нет, но прикусила язык, и вот мы уже вдвоем