* * *
И первое сражение было не за горами. Покуда второй день съезда бурлил дебатами, по той же Торговой площади шли Го Леан, Мин Ли и Мяо Ронг. Покупали на вечер еду и выпивку.
— Сами там решают судьбы Китая, а нас отправили за выпивкой и закуской, — проворчал Конфуций.
— Да ладно тебе! Хорошо, что дом Ли Ханьцзюня не надо охранять, — возразил Го.
— Смешно, что полиция, которой мы боялись, теперь нас же и охраняет, — улыбнулся Тигренок.
Го заметил Самсонова и Григорьева:
— Противно, что мы боремся за коммунизм, а здесь, в Шанхае, находят прибежище недобитые белогвардейцы.
— Вот нам и надо их добить! — сжал кулаки Мин. — С чего-то ведь следует начинать борьбу за дело коммунизма!
— А что Конфуций говорил о поверженных врагах? — ехидно спросил Ронг.
— Они еще не до конца повержены, — возразил ярый конфуцианец. — Кстати, вон два русских офицера. Один из них был пьяный на пароходе, когда мы плыли в Шанхай. Все на нас пялился злобно.
— Давайте их лучше обойдем стороной, — предложил Мяо Ронг, предчувствуя, что эта встреча добром не кончится.
— Ты что, Тигренок, струсил? — усмехнулся Го Леан.
— А ты предлагаешь подойти и спросить у них, кушали ли они сегодня?
Самсонов и Григорьев неуклонно двигались им навстречу.
— Вон, глянь, какие рожи! — сказал Самсонов. — Постой, постой... Вон того я на пароходе видел. А еще раньше как раз в бою под Читой. Бог мне судья, но это он. За большевичков кровь проливал, стервяка!
И оба подпоручика с неприязнью воззрились на идущих им навстречу Го, Мина и Ронга. Встали у них на пути.
— Здравствуйте, уважаемые! Куда путь держим? — грозно спросил Григорьев. А Самсонов дал ускорение:
— По мордасам не желаете ли получить?
Китайцы не понимали по-русски, и Го поспешил поставить иммигрантов об этом в известность.
— Что он сказал? — спросил Самсонов.
— Говорят, не понимают по-русски, — перевел Григорьев, поверхностно успевший нахвататься расхожих китайских слов и выражений.
— По зубарикам не хотите огрести? — снова поинтересовался Самсонов, говоря столь милым голосом, будто спрашивал, не хотят ли молодые китайцы принять приглашение за его счет в ресторан. И тотчас без промедления ударил Мина в лицо.
Мин опрокинулся навзничь. Ронг, растопырив руки, встал перед Самсоновым и Григорьевым, как ненавистная им пятиконечная звезда, и воззвал по-французски:
— Постойте! Вероятно, тут какая-то ошибка!
Однако его чистейшее парижское произношение не помогло.
— Ты тоже хочешь? Будьте любезны! — И Самсонов нанес ему удар в лицо.
Однако Ронг ловко увернулся и сам ударил Самсонова в ухо. Тем временем Григорьев точным ударом сбил с ног Го Леана. Мин, вскочив, ударил Самсонова в живот, но тотчас получил удар со стороны Григорьева и снова упал.
Людей на Торговой площади было много, но никто не вмешивался, расступались, с любопытством взирали на то, как разворачивается драка. После подавления боксерского восстания за двадцать лет англичане сумели заново привить уважение к иностранцам, которые, что бы ни делали, всегда правы. Ненависть к некитайцам набухала внутри, но боялась даже нос высунуть наружу.
Самсонов, Григорьев, Ронг, Мин и Го продолжали обмениваться ударами. Мин в третий раз был сбит с ног.
— Вставай, я тебя еще не до конца угостил! — стал поднимать его Самсонов, чтобы еще раз врезать, но тут Ронг ударил его в другое ухо, и Самсонов взвыл.
Григорьев пытался сбить Ронга ударом, Тигренок снова увернулся, проявляя ловкость, пытался достать ударом Григорьева, но Григорьев — умелый драчун. Они встали друг против друга в позе боксеров.
— За что вы на нас напали? — спросил Ронг.
— А, так ты по-французски лопочешь? Ну, так regarde toi [3]! — И Григорьев сделал выпад.
Трое молодых китайцев не выдержали и бросились из толпы на помощь своим сверстникам и соотечественникам. Тут же обнаружилось еще двое русских офицеров, которые приняли сторону своих, драка стала расширяться.
Случайно на площади оказался Арнольд Гроссе. Видя дерущихся, поспешил на помощь русским, охотно влился в стихию драки, сильными ударами свалил с ног одного, второго, третьего китайца.
Ронг заметил приближающийся наряд полиции.
— Уходим!
— Трус! — воскликнул Го.
— Полиция!
Мин и Го тоже увидели полицейских и вместе с Ронгом поспешили убежать с поля боя.
— Ага! Трусливые зайцы! — вопил Самсонов.
— Господа, нам тоже пора давать дёру! Фараоны! — призвал Арнольд.
При виде совсем уже близких полицейских русские офицеры разбежались во все стороны.
* * *
А в доме Ли Ханьцзюня тоже накалялись страсти.
— Я требую четко определить в партийной программе, что только диктатура пролетариата может спасти Китай, — кипятился Лю Жэньцзин.
— Он требует! — возмущался Усатый.
— Да, я требую!
— Наш маленький Книжный Червь недавно прочитал «Критику Готской программы» Маркса, — засмеялся Дэн Эньмин.
— Да, прочитал! А все ли тут собравшиеся ее читали? — Лю с вызовом обвел собравшихся взглядом.
— Да уж умеем читать-то! — возмутился хозяин дома Ли Ханьцзюнь.
— Маркс четко пишет, что в переходный период от капитализма к коммунизму может осуществляться только диктатура пролетариата... — отчеканил Лю.
— Это у них, на Западе, — заметил Ли Дачжао.
— Только диктатура пролетариата! Иначе я готов покинуть съезд! — заявил Книжный Червь, похожий сейчас на воробушка, пытающегося перед кошкой изобразить из себя коршуна.
Мао наклонился к Чжану и вполголоса потребовал:
— Председатель, скажите же что-нибудь.
— Я как раз и собирался это сделать, — вскинул брови Чжан и громко объявил: — Уважаемый Лю Жэньцзин напрасно так кипятится. По-моему, здесь все разделяют его точку зрения.
— Я не разделяю! — сказал Ли Ханьцзюнь.
— Вот так новость! — удивился Таньцю, словно только что проснувшись.
— Давайте послушаем Ли Ханьцзюня, он прекрасно разбирается в экономическом учении Маркса, — предложил Гунбо.
Ли Ханьцзюнь выдержал паузу, пока не наступило подобие тишины, и произнес:
— Маркс призывает к осторожности и не советует спешить с социалистической революцией в отсталой стране. Вы можете спорить, но Китай — страна отсталая.
Он еще говорил минут пять, пока Книжный Червь не осмелился перебить его:
— Наша программа с самого начала должна быть зубастой, как акула!
— Прекрасно сказано, Лю Жэньцзин, — поддержал его Мао.
— Пустые слова! — зло произнес хозяин дома.
Мао