Особо мы там все не рассматривали, а двинулись дальше, в сторону школы. И когда до нее оставалась пара кварталов, услышали выстрелы. Громкие очереди чего-то очень похожего на ручной пулемет.
Переглянувшись, мы, не сговариваясь, рванули в ту сторону. Естественно, при этом прикрывая друг друга и не забывая о зомби. А они были, и, услышав выстрелы, двинули на них. Естественно, по пути замечая нас и тут же переключаясь на гораздо более близкую цель.
Отстреливать из пришлось мне, потому что только у меня в наличии имелось оружие с глушителем. Работал на бегу, из-за чего часто мазал, потому что в такую маленькую цель, как человеческая голова попасть не очень-то и просто. Но убивал.
Павел отреагировал правильно, он не пошел напрямую к школе, а решил выйти на позицию чуть поодаль. И мы бежали со всех ног для того, чтобы успеть, до того, как все закончится.
Мы успели, и нашему взгляду открылась интересная картина. Сказать, красивой она была или нет, не могу, потому что происходил стрелковый бой. Самый обычный.
У ворот, ведущих на территорию школы стояло два «Тигра» в стандартной армейской комплектации. На крыше одного из них был смонтирован пулемет, который работал по одной из построенных на крыше вышек. Вокруг бегали люди, и судя по мультикаму, это были солдаты.
— Началось, — пробормотал Павел.
— Это ещё не началось, это только предтечи, — ответил я. — Первой ласточкой был Татарин и его товарищи. Сейчас, видимо, ещё побежали, забрав с собой два внедорожника. Скоро резня будет.
— Нужно действовать, — сказал ФСБшник. — Там же наши. Зайдём в спину, поможем.
— Ты готов? — повернулся я к Татарину.
— Я? — не понял он.
— Да, — я чуть надавил на него голосом. — Ты готов стрелять в спины своих сослуживцев.
Руку чуть довернуть, чтобы в случае чего быстро автомат вскинуть. Он и не поймет, опыта не хватит, а я расстреляю его в упор. Потому что вот он — момент истины.
Он сейчас отказывается, и тогда я его кончаю. Он идёт с нами, и тогда он наш до самого конца. Назад дороги уже не будет.
— Готов, — выдохнул он.
— Пошли, пацаны, — сказал я, отсоединил от автомата магазин с охотничьими патронами, и вставил другой, уже с бронебойно-трассирующими.
Мы рванулись вперёд под прикрытием одного из домов. Кусты здесь росли часто, а так как их никто не подстригал, успели вырости ещё выше. От пули это не препятствие, но зато нас не спалят раньше времени.
Я забежал наверх по горке.
— Вы туда идите, — сказал я. — Я чуть сбоку зайду.
Оставлять Павла наедине с дезертиром мне не хотелось. Но выбора не было. Я побежал чуть в сторону с таким расчетом, чтобы зайти сбоку.
Одна из вышек хрустнула и переломилась, послышались крики. Кого-то, очевидно, придавило. Пулеметчик перевел огонь на вторую. Я вскинул автомат, навёл треугольник привела в спину пулемётчика, задержал дыхание и потянул спусковой крючок. Автомат коротко прохлопал, стрелка толкнуло вперёд.
По трассеру меня вычислили тут же, развернулись и открыли огонь. Мне не оставалось ничего другого, кроме как упасть на землю и перекатиться в сторону, под укрытие одной из припаркованных на обочине машин. Несколько пуль пробили кузов, ударив в него, словно крупные градины, стекло хрустнуло и осыпалось.
Секунда, другая, послышались выстрелы с другой стороны. Ага, Павел и Татарин вступили в бой. И судя по тому, что работают сразу два ствола, дезертир сделал свой выбор, и пути назад у него уже нет.
Я перекатился в сторону и пополз под машиной. По мне уже не стреляли, перевели огонь на моих товарищей, но высовываться мне пока не хотелось. Я прополз ещё немного, выбрался, прицелился, выжал спусковой крючок. И ещё один из солдат завалился на асфальт, заливая его кровью.
«Школьники» похоже поняли, что подошла подмога. Стрельба с их стороны, практически затихшая, послышалась с новой силой.
Я перебежал через дорогу, оказавшись у школьного забора, заваленного всяким хламом, пополз вдоль него. Вскинулся, прицелился, зажал спуск, но солдата срезали длинной очередью с одной из вышек, так что мои пули ушли впустую.
Военные оказались деморализованы. Они, очевидно, не ожидали, что кто-то зайдет к ним со спины. Более того, подозреваю, что они вообще не думали, что придется стрелять. Считали, что приедут на двух «Тиграх», побыкуют немного и возьмут все, что хотели. Кому в голову придет сопротивляться людям на броневике, да ещё и при пулемет?
Первый не выдержал, побежал прочь по улице, словил длинную очередь в спину и упал. Однако пополз вперёд. Либо не был уж так сильно ранен, либо пока ещё не понял, что умирает.
Главное — не дать свалить. Не дать свалить. Если уж так, то один броневик я в любом случае себе заберу. А что это значит? А это значит то, что мы сможем ездить на нем по нашим вопросам. Не топтать больше ноги, подставляясь под зомби. Да они больше и не страшны будут, если, конечно, в самую толпу не заехать случайно.
Вот один метнулся к водительской дверце, но его срезали в спину. Либо Павел, либо Татарин. До них тоже дошло, какое богатство попало в наши руки, и они не собирались дать его забрать. Другое дело, что Павел, может быть, считал, что броневики нужно будет отдать «школьникам». Ладно.
Стрельба продолжалась. Я поднялся, двинулся туда, перебежал за машину. Увидел как ещё один солдат рванулся к двери, срезал его. А потом добил того, что продолжал ползти, пулей в голову. Нечего тебе, никуда ты не уйдешь.
И тут бойцы не выдержали. Есть такая вещь — предел психологической устойчивости. Это определенное количество потерь, после которого мысль о сопротивлении уже покидает твою голову, и тебе хочется только спасти свою жизнь. Работает он у каждого по-разному. Одни бегут, другие дерутся, как бешеные. Вот солдаты побежали, рванулись в рассыпную.
Я успел убить двоих, расстрелять их в спины. Ещё троих срезали другие стрелки, либо со стен, либо мои товарищи. Скрыться удалось только одному, который лихо забежал за угол, да рванул куда-то туда. Ну удачи ему.
Несколько секунд спустя, оттуда послышался дикий крик, а потом длинная очередь. Вот и все. Попался.
Я поднялся