Она сидела в кресле, а я смотрел на нее из темноты. Я бросил взгляд на темный угол, где храпел конюх. Если конюх сейчас дернется или мне покажется, что он проснулся, я его убью.
Она простонала во сне. Стон вырвался из ее полуоткрытых губ. Мучительный, протяжный.
Я почувствовал, как от ее стона в штаны напряглись, заставляя задыхаться от желания.
Нет! Не сейчас…
Я смотрел на ее бледное лицо, слушал ее дыхание.
— Сейчас я — ненависть, которая хочет тебя — до крови, до слёз, до безумия, — прошептал я. — Но ты меня запомнила другим…
Она снова не ответила. Мне захотелось сорвать с нее платье, сжать ее тело так сильно, что она забудет, кто ее муж.
Я хотел, чтобы она закричала — не от страха, а от того, что я — зверь, которого она выпустила из клетки.
Я усмехнулся.
— Даже если ты будешь кричать. Даже если ты будешь биться. Даже если ты будешь ненавидеть меня… Ты — моя. Я хочу положить твоё сердце себе в грудь. Я хочу вдохнуть твой крик подо мной. Я не убью тебя, девочка. Я сделаю хуже. Я заставлю тебя просить, умолять, чтобы я взял тебя.
Она что-то шептала во сне. А ее лицо озарилось надеждой.
— Кому ты молишься, девочка моя? Ты хоть знаешь, кто тебя слышит?
Ну что ж, давай сыграем в игру. Кто услышал, тот и бог.
— У тебя очень жестокое божество, моя девочка, — прошептал я.
Моя рука крепко сжала рукоять ножа, а по зеркалу пополз иней.
Глава 3
— Когда я проснулась… дверь была открыта, — ответила я тихо.
Лионель нахмурился, словно ему это не понравилось.
Я сама не понимала, как это получилось. Кто освободил меня из ловушки?
Муж на миг замер. Потом усмехнулся, и его лицо снова стало спокойным.
— Лизетта уехала за свидетелями, — продолжил Лионель, откусывая кусок тоста. — Ничего страшного. Все и так подпишут. Они уже знают, что на кону.
Я сжала пальцы в кулаки, чувствуя знакомую дрожь в груди. Он сказал это так мягко, так спокойно, будто мы ведем светскую беседу. А я вдруг поняла: он даже не злится. Он рад. Он свободен. И это хуже любого оскорбления.
Лизетта вернётся… и с триумфом наденет моё кольцо на палец.
— Ты проголодалась? — спросил Лионель, опустив руку под стол, чтобы тут же вернуть ее на место.
Да, я чувствовала, как стресс подъедал последние ресурсы моего организма. И сейчас, когда муж напомнил мне о еде, я вдруг осознала, что съела бы половину стола.
На лице Лионеля было что-то вроде снисхождения.
Он встал и направился в сторону коридора, вышел и спустя пару минут вернулся.
— Даже здесь ты решил поиздеваться, — произнесла я, видя, как он возвращается на место.
— Ну почему же? — заметил Лионель. — Мы с тобой прожили вместе десять лет. Я всё надеялся, что смогу тебя полюбить. Но, увы… Не вышло.
Но я села за стол.
Сейчас не время показывать свою гордость.
Неизвестно, когда мне удастся поесть в следующий раз.
Эта мысль меня пугала.
Я хотела запомнить эту роскошь, эти изящные приборы, эту тонкую, почти полупрозрачную фарфоровую тарелку, красивую белоснежную салфетку и огромную вазу с цветами перед собой.
Моя служанка Рита принесла чай и десерт с маленькой ложечкой.
Я смотрела на десерт, а до меня вдруг дошло, что это последний такой роскошный десерт в моей жизни. Больше никто не станет бегать вокруг меня, угадывая мои желания. Вероятно, у меня даже слуг больше не будет. Ведь после конюха ко мне даже близко не подойдут, чтобы не испачкать об меня свою репутацию.
Я сжала ложечку. Не хочу думать, что будет дальше. Мне и так страшно.
Только поднесла ложку ко рту, как в дверях появился дворецкий — старый мистер Холлингс, седой, уставший, с висящими, как у бульдога, щеками.
— Прошу прощения, милорд… — начал он, не глядя на мужа, а поворачиваясь ко мне с поклоном, в котором сквозила странная… почтительность. — Письмо для маркизы.
Моё сердце дрогнуло. Маркиза. Он всё ещё называл меня так. Я сжала кулаки, словно пытаясь удержать то, что удержать невозможно — последние мгновения моей прежней жизни. Пока не подписаны бумаги — я ещё маркиза. Недолго осталось.
Письмо было сложено аккуратно, запечатано воском без герба — просто круглая капля чёрного воска, как след поцелуя в темноте. Мои пальцы дрожали, когда я ломала печать.
Внутри — одна строка, выведенная резким, почти властным почерком:
«Я приготовил тебе подарок. Думаю, он тебе понравится. Выйди в сад».
Глава 4
Сердце стучало, как шаги за спиной, которых ты больше всего боишься.
Почерк незнакомый. Но в нём была сила, уверенность, твердость. Каждая черта — как прикосновение.
Рука задрожала. Не от страха.
От волнения.
Кто?.. Откуда он знает, что мне нравится?
Лионель встал так резко, что стул взвизгнул по паркету, будто в агонии. Он вырвал письмо у меня из рук — пальцы его сжали бумагу, как горло. Ему хватило секунды, чтобы прочитать.
Через мгновенье письмо рассыпалось в его пальцах, превратившись в снежную пыль. Холодные хлопья упали на пол… и растаяли, как тайна.
— Любовник? — прошипел муж, и в его голосе зазвенела ревность.
Он не любил меня, но считал своей собственностью.
— Почему ты решил, что любовник? — спросила я, и мой голос прозвучал странно… мягко. Спокойно. Уверенно. Словно эти строчки прошептали моему сердцу: «Ты не одна. Есть кто-то, кто хочет сделать тебе приятное…».
Мы оба замерли.
А я — почувствовала. Не ветер, не холод, не страх.
Присутствие.
Словно кто-то или что-то было рядом. Всё это время.
— Пойдём, — сказал Лионель, вставая. — Посмотрим, что тебе подарил твой таинственный поклонник.
В его голосе — насмешка. Но в глазах — тень сомнения. Он был уверен, что в этом мире у меня не осталось ни родных, ни друзей. Никого, кто бы мог дарить мне подарки.
Я пошла вслед за мужем — не потому что хотела.
А потому что любопытство тянуло посмотреть, что это за подарок.
Мы вышли в сад.
Мороз хрустел под ногами, как кости под сапогом. Воздух был