Она была одета в алое платье — то самое, в котором вчера смеялась над моим позором. Волосы распущены, как у невесты. Руки сложены на груди, губы чуть приоткрыты — будто в последний раз произнесли моё имя.
А вокруг неё — розы. Замерзшие, хрупкие, острые. Их лепестки сливались с тёмными пятнами на снегу…
Сначала я приняла эти пятна за лепестки роз, скованные ледяным дыханием зимы. Но чем ближе я подходила, тем яснее становилось: это не лепестки. Это кровь.
Не грязная, не уродливая. Изящная. Словно вино, пролитое из дорогого бокала.
Тот, кто сделал это, не просто оборвал жизнь. Он высек её, как скульптор высекает шедевр из камня.
Я шагнула ближе.
Не отвращение — восхищение ударило мне в грудь.
Она больше не смеётся. Не примеряет мои серьги. Не крадёт мою жизнь, как будто она — её по праву.
Я почувствовала волнение. Оно заполонило мою душу, пока глаза бегали по сторонам.
Кто мог это сделать?
И тут я склонила голову набок, замечая то, чего не заметила раньше.
Глава 5
Мои серьги, любимые, сверкающие, как звёзды, выдернутые из ее ушей, лежали рядом на льду. А чуть поодаль — обрывки бумаги, той самой, на которой должны были стоять подписи свидетелей моего падения.
Он знал: я пойму. Оценю спящую в снегу среди роз красавицу, которая вчера мечтала о моей боли, а сейчас лежит в крови и розах передо мной. Оценю мои серьги, выдернутые из ее ушей, словно она недостойна их носить.
Воздух резал легкие, но внутри меня горело. Словно тьма услышала мои молитвы, увидела мои слезы, почувствовала мою боль.
Не облегчение — огонь. Огонь желания. Желания увидеть его. Прикоснуться. Узнать, чьи глаза смотрели на меня из тьмы. Чьи пальцы вырезали эту мрачную поэму на снегу.
Я почему-то была уверена, что вчерашняя тень среди деревьев и подарок неотрывно связаны.
В заснеженном мире, где царила мертвая красота, я ощутила его присутствие. Он был рядом, следил за мной, ждал. Его желание увидеть, как я принимаю его дар, было почти осязаемым. Но я уже приняла этот дар. Всем своим существом, каждой клеточкой, каждым вдохом.
Я подняла глаза туда, откуда рождался снег. На мои губы упала снежинка. Как поцелуй тьмы. И я почувствовала, как она тает от моего дыхания.
Лионель, бледный, как снег, стоял позади. Его уверенность, которую я когда-то видела, рухнула. Он не сводил глаз с тела своей возлюбленной и дрожал, как лист на ветру.
Через мгновенье он бросился к ней, обнимая ее безжизненное тело. Я видела, как вздымаются его плечи, словно он плачет? Неужели? Мой муж плачет? Никогда не видела его слез.
Задыхаясь от душевной боли, Лионель повернулся ко мне.
— Это… это ты? — прохрипел он, а его голос срывался от отчаяния. — Ты это сделала?!
Я обернулась и посмотрела на него. Впервые за долгое время я ощутила власть.
— Нет, — ответила я тихо, почти ласково. — Это не я.
Лионель вскочил, его лицо исказилось, глаза налились кровью.
— Кто это сделал?! — закричал он. — Быстро отвечай!
— Я не знаю, — произнесла я, с наслаждением глядя на слезы, которые текли по его щекам.
Сколько слез я пролила, пытаясь разбить невидимую стену между нами. Сколько слез я выплакала, чувствуя, что со мной обращаются как с вещью.
И теперь я вижу, как плачет тот, у которого мои слезы вызывали смех.
— Врешь! Это ты! — заорал он, срывая голос. — Ты убила её! Ты… ты…
Он схватил меня за плечи, тряс, как тряпичную куклу. А потом — удар.
Щека вспыхнула. В ушах зазвенело. Я упала на колени в снег, и вкус крови наполнил рот.
Но я не заплакала.
Как будто я знала, что кто-то придёт… и унесёт мою боль в обмен на кровь.
Я не знала его имени.
Но моё сердце было преисполнено благодарности.
Кто бы это ни был.
В это же мгновенье я представила, как невидимые руки сжимают горло Лионеля, как его тело лежит рядом с Лизеттой, а снег впитывает его последние слова. Эта мысль, словно горячее пламя, разлилась по моим венам.
Я подняла глаза к саду, к деревьям, к аллее, где прошлой ночью заметила тень. Словно он был там. Смотрел на меня, ждал, помнил. И я поняла: то, что я видела за окном, было не предупреждением.
Это было признание. Тихое, кровавое, без слов.
В этот миг всё изменилось.
Мороз больше не резал мою кожу, воздух не душил меня.
Внутри разгорелся интерес. Кто-то видел меня не как маркизу, не как жену, не как жертву. А как меня. Кто-то слышал, как я шептала в кресле: «Это конец». И ответил не словами, а кровью на снегу.
Меня охватила дрожь, но не от холода, а от осознания. Та тень за окном... Она не ждала. Она слышала мои мольбы и проклятия.
«Я вижу тебя, — шептала она. — Я слышу тебя…».
И впервые за всю эту проклятую жизнь я захотела, чтобы тьма обняла меня.
Глава 6
Чтобы её пальцы впились в мою плоть.
Чтобы её губы шептали моё имя в темноте.
Лионель поднял Лизетту на руки, словно невесту, с такой осторожностью, что казалось, он боится разрушить её хрупкость.
Его пальцы впивались в алую ткань платья, будто пытаясь удержать последнее дыхание её жизни.
Он не произнёс ни слова. Не заплакал. Просто развернулся и пошёл к дому, сгорбившись под грузом не тела — а всего рухнувшего мира.
Я осталась одна. Снег хрустел под ветром, розы застыли в безмолвном поклоне, а я стояла посреди этой зимней тишины. И вдруг я почувствовала — убийца здесь. Не шаги, не дыхание, а едва уловимый перепад температуры и чувство опасности.
Воздух передо мной стал плотнее, тяжелее, будто кто-то встал между мной и светом.
Я не обернулась, не испугалась. Я знала.
— Тьма пришла посмотреть, как я приму твой дар? — прошептала я, глядя на то место, где лежала Лизетта. — Или... чтобы убедиться, что я достойна его?
Тишина. А потом — шорох, но не ветра. Слишком чёткий, слишком намеренный.
Он словно ждал, чтобы я повернулась.
Высокая, мощная мужская фигура в чёрном стояла среди чёрных стволов аллеи, в двадцати шагах