Снег не смел касаться его плаща — будто боялся растаять от жара, скрытого под чёрной тканью, туго обтягивающей широкую мускулистую грудь. На его лице была маска, похожая на оскал смерти, сквозь прорези которой сверкали льдисто-серые, почти прозрачные глаза под тенью чёрных, красивых, хищных бровей.
И эти глаза убийцы смотрели на меня с ледяным обожанием.
Сначала я почувствовала страх. Словно меня коснулось дыхание смерти.
Первой мыслью было бежать в дом.
Но ноги словно примерзли, и я осталась стоять на месте.
Он смотрел на меня, словно изучая. Плавно склонив голову набок, он следил за каждым моим движением.
Я видела, как напряглась мышца на его шее — медленно, будто он сдерживал свое желание перерезать мне горло.
Его пальцы, обтянутые чёрной перчаткой, сжимали рукоять ножа, с которого на снег капала кровь.
Его взгляд был острым, как лезвие. И сейчас лезвие его взгляда скользило по мне, заставляя меня цепенеть от ужаса.
Мир сузился до одного звука — собственного пульса.
Я бросила робкий взгляд на тропинку, ведущую к спасительной двери.
“Не успею!” — пронеслось в голове.
И я поняла, что обречена.
Я стояла затаив дыхание, чувствуя, как моё тело отзывается на его присутствие — не страхом, а дрожью ожидания.
Он меня тоже убьет? Или нет?
Глава 7
Время отмеряли капли крови, которые стекали с его ножа.
Каждый вдох становился труднее — не от холода, а от тяжести его взгляда, будто он втягивал в себя моё дыхание, мою волю, мой страх.
— Кто ты? — дрожащим от страха и волнения голосом спросила я, чувствуя, что от одного его взгляда сбивается моё дыхание, как у животного, пойманного в ловушку.
Он не ответил. Но в его молчании было что-то завораживающее, опасное и хищное.
Я выдохнула, глядя на нож в его руке. Он словно захотел, чтобы я его увидела, поэтому повернул его в руке так, что тусклый свет упал на серебристый металл.
Этот нож в его руке шептал мне ответ.
У меня внутри все похолодело.
— Зачем ты это сделал? — прошептала я.
Рука в чёрной перчатке, словно в замедленной съёмке, поднялась в воздух. Я замерла, не в силах отвести взгляд от этого таинственного жеста.
Сердце колотилось так, будто пыталось предупредить меня: «Он опасен». Но тело уже перестало слушать разум. Я паниковала. Тихо, молча, глядя как завороженная на его руку.
Убийца медленно коснулся своих губ. Этот жест был простым, но в нём таилась скрытая сила. Его большой палец прижался к тому месту, где под маской скрывались его губы. Он задержался там, словно давая мне возможность почувствовать этот момент, прежде чем продолжить.
“Он что? Приказывает мне молчать?” — пронеслось в голове среди лихорадочных мыслей.
Затем, с грацией хищника, он медленно провёл пальцем, словно ведя им по своим губам, от одного уголка рта к другому. Это движение было наполнено чувственностью, оно казалось интимным, почти личным. Жест был безмолвным, но он говорил громче любых слов.
Я ловила его взгляд и чувствовала, как пульс под кожей становится громче, чем любые слова.
В этом жесте не было угрозы. В нем было что-то похожее на… обещание, что моё имя уже на его губах. Обещание, что он пробовал его на вкус, и этот вкус навсегда останется с ним.
При этом убийца не проронил ни слова.
Но я почувствовала, словно он коснулся не своих губ, а моих. Резкий выдох и оцепенение.
Черная перчатка указала на меня, а потом он прижал руку к своей груди, оторвал ее и снова прижал.
Он заявил права на меня. “Ты — моя”, — шептал мне этот жест. Права, которые я чувствовала каждой клеточкой своего тела.
Снег хрустнул под ботинком, нарушая тишину.
Этот звук был единственным в этом мире, который существовал сейчас. Мир сузился до нас двоих: меня — в разорванном платье, с кровью, которая ещё не успела застыть на губе, и его — в тени, с холодным лезвием ножа в руке и моим именем.
Разум замедлился, а сердце ускорилось, будто пыталось компенсировать недостаток мыслей.
Я понимала, что моя жизнь ничего не стоит. Что он может разрушить ее движением руки. Но вместо того, чтобы отнять ее, убийца развернулся и направился прочь плавной походкой хищника. Ветер поднял его плащ, и я смотрела на его походку. Широкие плечи не двигались, но двигались его узкие бедра.
Я же осталась стоять на месте, как вкопанная, надеясь, что холодный воздух, врывающийся в мои лёгкие, вернёт мне прежнее самообладание.
Убийца исчез в тени, но его присутствие осталось в дрожи в коленях, в том, как мои пальцы сами сжали юбку, будто пытаясь победить панику и страх.
Я провела языком по разбитой губе, где ещё не засохла кровь.
И вдруг поняла: вкус крови теперь смешался с внутренней дрожью, которая все еще не унималась после его жеста.
Глава 8
Я вернулась в свою комнату — не потому что хотела, а потому что других стен у меня не осталось.
Старинное зеркало в золотой раме встретило меня как старый судья. Я подошла ближе, посмотрела на свое отражение.
Потом осторожно, словно боясь потревожить боль, дотронулась до разбитой губы. Кровь уже засохла, оставив тонкую коричневатую черту. Лицо было бледное, под глазами залегли темные тени. Но в самих глазах появился какой-то огонь.
Я смотрела на своё отражение и не узнавала ту, что дрожала в кресле всего несколько часов назад.
— Боже мой… — я сглотнула. — Поверить не могу…
Я прижала руку к губам, скрывая собственный шепот.
— Он это сделал ради меня.
Мысль, простая и ужасающая, вызвала у моего тела такую реакцию, что я сама себя испугалась.
Боже мой. Что со мной происходит? Я прижала руки к щекам и несколько раз сильно тряхнула головой, чтобы прогнать из головы странные мысли.
Я восхищалась.
Восхищалась мрачной элегантностью убийства.
Восхищалась тем, как он уложил Лизетту — не как труп, а как дар.
Восхищалась его фигурой. Красивая мужская фигура в таинственной маске и в плаще с капюшоном все еще стояла перед моими глазами.
Сердце забилось быстрее, когда я вспомнила поворот головы. Вспомнила его жест.
Но разум, этот назойливый страж порядка, шептал мне в ухо:
— Он — убийца. Он убил девушку.