И тут он пришёл.
Не послал слуг. Не посмотрел со стороны. Он бросился. Бросился. Как будто мой крик был для него сигналом пожара, а не раздражающим звуком, нарушающим утреннее спокойствие.
— Благодарю вас, - смущенно произнесла я, вспоминая, что тут только что творилось.
— Точно не ушиблись? - послышался голос, полный заботы. - Вижу! Нормально так вас книги обидели!
Он взял мою руку с синяком и ссадинами и положил поверх нее свою. Теплый золотистый свет полился из его пальцев. Его фамильное кольцо засветилось мягким светом, словно утреннее солнце, проникающее сквозь желтую занавеску. Когда он убрал руку, никаких синяков и ссадин на руке не было.
— Мадам, давайте смотреть, где еще, - произнес Лиор.
Я все еще чувствовала, как по руке растекается живительное тепло, успокаивающее, умиротворяющее.
Глава 52
Он положил руку на мою шею, и внутри снова я почувствовала что-то приятное, словно маленькое солнце разгорается внутри меня.
А теперь кто-то защитил.
И в этот момент я почувствовала стыд.
Стыд за то, что позволила себе быть спасённой. Стыд за то, что внутри меня что-то растопилось, что-то древнее и жестокое — и на его месте расцвело нечто мягкое, хрупкое, опасное.
Когда он положил руку на мою шею, я закрыла глаза. Не от страха. От того, что внутри меня действительно загорелось маленькое солнце. Оно растекалось по венам, согревало грудь, разгоняло тень, которую я так долго носила как панцирь.
Это было прекрасно.
И это пугало больше, чем холод Убийцы.
— Тут еще… - вздохнул Лиор.
Его рука легла на мою рану. И из пальцев полился свет. Золотистый. Тёплый. Умиротворяющий. Он скользнул по коже, словно ласка матери, и боль исчезла. Не просто притупилась — испарилась, как туман под лучами утра.
Но я не радовалась.
Я напряглась.
Потому что это тепло… оно было правильным. Оно говорило: «Ты важна. Ты достойна заботы. Ты не должна страдать». А я… я привыкла, что страдание — это цена за существование. Что каждая царапина — это напоминание: ты слаба, ты одна, тебя никто не защитит.
— Дайте вторую руку, - произнес Лиор, а я почувствовала, как внутри все наполняется светом. Я сама, кажется, стала излучать этот свет.
Я замерла. Потому что не знала, как на это реагировать. Такого не было. Никогда. Ни один мужчина не смотрел на меня с такой тревогой. Ни один не касался меня, чтобы исцелить, а не овладеть.
Это чувство было чужим. Оно щекотало кожу, как солнце после долгой зимы. И мне хотелось его оттолкнуть — потому что оно слишком сильно напоминало надежду. Надежду на ту жизнь, которую я когда-то придумала себе, стоя возле алтаря. Все должно было быть именно так.
Я подняла глаза на Лиора, а тот внимательно смотрел на мое лицо.
Только сейчас я поняла, что он впервые видит меня без вуали.
— Наверное, на Черном Балу вам лучше нарушить традицию, - припечатал Лиор. - И выйти к гостям в вуали.
Его голос был тихим, но в нём слышалась насмешка. Он не предлагал. Он говорил как приговор. Как будто хотел, чтобы я никогда больше не показывала лицо. Чтобы я осталась невидимкой.
— Там синяк или ссадина? - спросила я обеспокоенным голосом. Лицо, вроде бы, не пострадало. Чего не скажешь о руках.
— Нет, - произнес Лиор, вглядываясь в меня с дотошностью, которая мне не нравилась.
— Вы… - зашлась я, глядя на него с праведным женским гневом. Меня тут в крокодилы записали! И кто? Троюродный брат моего мужа! Нашелся ценитель женской красоты!
— Вы хотите сказать, что я страшная, - процедила я, сжимая кулаки.
Лиор удивленно вскинул бровь.
— Скорее наоборот, - заметил он, слегка игриво тряхнув золотыми волосами. - Вы слишком красивы. Я даже не ожидал.
Глава 53
Он стоял передо мной — идеальный, холодный, как сталь.
И тут едва заметная нотка восхищения.
Польстило. Честно? Очень польстило.
Потому что за всё это время — за десять лет, когда я была не женщиной, а украшением, не супругой, а приданым, не человеком, а пылью на портрете — никто не смотрел на меня.
Ни разу.
Ни один взгляд не останавливался на моём лице.
Ни один голос не говорил: «Ты красивая».
А когда тебя годами заставляют верить, что ты — пустое место, ты начинаешь сама в это верить.
Ты начинаешь бояться собственного отражения.
Ты начинаешь думать, что твоя красота — это иллюзия.
Он не убийца.
Он не тень.
Он — человек.
И он… не хочет меня.
Он хочет, чтобы я была собой.
Это хуже, чем если бы он хотел моего тела.
Потому что тело можно отдать.
Душу — нельзя.
Я вдруг испугалась, что если моя душа вдруг начнёт верить в это тепло — она забудет, как пахнет ледяная кровь. Забудет, как звучит шёпот в маске. Забудет, что он — единственный, кто взял мою боль и превратил её в дар.
— Ах, — рассмеялся Лиор, поднимая книгу «Роды в поместье. Принимаем роды своими руками» с пола, как будто это был трофей из детского сада. - Я смотрю, вы серьезно решили подойти к новому замужеству!
Его усмешка была тонкой, почти нежной, как лезвие, скользящее по коже, прежде чем разрезать.
— Нет, — произнесла я. — Я решила восполнить пробел в образовании.
— Это очень похвально для женщины! — заметил Лиор.
И в его голосе прозвучали нотки почти уважения.
Не как учителя, который хвалит ученицу за то, что она не разлила чай.
А как у ученого, который впервые видит, как кто-то прочитал древнюю книгу — и понял её.
— Ладно, так и быть! Помогу вам. Магия Делагарди — это не гром, не буря, не ледяной шторм. Это… точность. Как у архивариуса, который находит письмо, спрятанное в переплете книги, которую никто не трогал триста лет. Вы не приказываете. Вы предлагаете. Вы не требуете знаний — вы вызываете их, как приглашаете гостя на чай. И если вы скажете слишком грубо — она ответит вам сарказмом. Если слишком слабо — не ответит вовсе.
Лиор шагнул мне за спину. Тихо. Без шороха. Как тень, которая решила стать телом.
Его рука — тёплая, ухоженная, с перстнем в виде черной башни — легла поверх моей руки, на