— Мадам Хорошая Девочка, — прокашлялся дворецкий, словно я не слышала разговора. — Господин сейчас спустится.
Он помолчал, а потом прокашлялся.
— А, наверное, пойду и выпью чаю.
Я с замиранием сердца стояла и ждала. Ждала, когда он появится. Когда я увижу того, кто убивал за меня. Того, кто заставил меня чувствовать себя живой.
И тут я услышала шаги. Они приближались, а я вдохнула, разучившись дышать.
По полу пробежалась изморозь, а я сделала шаг вперед, словно не решаясь шагнуть навстречу.
Он спускался по лестнице. Весь в черном. В том, в чем был на балу. Не было ни плаща, ни маски.
“Красивый…” — пронеслось внутри, а я пыталась понять, как эта ангельская внешность сочетается с кровавыми подарками.
Он направлялся ко мне, и чем ближе он был, тем сильнее билось мое сердце. Я тяжело дышала, нервно сглатывала, узнавая его движения.
Чёрный сюртук, обтягивающий широкие плечи, как вторая кожа.
Темные волосы, слегка растрёпанные — будто он только что проснулся или только что сорвал маску.
Ни перчаток. Ни маски.
Только он.
И его глаза.
Он просто остановился.
В двух шагах от меня.
Воздух стал плотным.
Как будто между нами натянули струну — и теперь, если я дышу слишком глубоко, она порвётся.
Он смотрел на меня — не как на женщину, не как на жертву, не как на любовницу.
Как на свою.
— Я… я выполнила… условие игры, — прошептала я, безотрывно глядя ему в глаза. Мой голос был не моим. Он был чужим. Тонким. Хрупким.
Те самые, которые смотрели на меня сквозь прорези маски.
И тут я увидела, как красивое лицо меняется, а на его губах появляется улыбка. Он склонил голову набок. Его рука в чёрной перчатке взяла меня за подбородок.
Сердце забилось, затрепетало. Я дышала так сильно и громко, казалось, меня слышно даже на улице.
Он склонился к моим губам с соблазнительной высокомерностью.
Я чувствовала его дыхание.
На коже.
На губах.
Внутри.
Внутри моих лёгких.
Внутри моего сердца.
Он дышал мной.
А потом его губы приоткрылись, и он прошептал с улыбкой прямо в мои, обжигая холодом, заставляя меня вдыхать каждое его слово.
— Моя… хорошая… девочка.
ЭПИЛОГ
Резким, почти грубым движением он прижал меня к себе, а я скользнула руками по его груди, цепляясь пальцами за драгоценные камни.
— Ты больше никуда отсюда не уйдешь, — прошептал он. — Слышишь? Никуда…
Сквозь ткань платья я почувствовала, как его пальцы сжали мою талию — и поднял меня на руки. Не как невесту, как добычу, закинув ее на плечо.
Меня внесли в роскошную спальню и закрыли дверь. Рука стащила медальон со стола и бросила его на пол. Медальон засочился тьмой.
— Это чтобы дворецкий не слышал твоих криков, — прошептали губы.
Это было заклинанием. Заклинанием, которое срывает одежду. Грубая рука сорвала с меня траурное платье и бросила его на пол.
Я задрожала. Не от холода. От того, как моё тело предало разум. Оно знало его. Чувствовало каждую линию его силуэта, как будто я видела его не глазами — а душой.
«Боже, — шептала я себе, — ты хочешь этого. Ты хочешь, чтобы он сделал это. И ты больше не можешь притворяться, что боишься».
Он прикоснулся к моей шее.
Медленно. Словно вырезал на мне своё имя.
По коже разлился иней — не боль, не магия, а печать.
Та, что ставят на душу, которую больше нельзя отдать другому.
— А можно… — прошептала я, глядя на обрывки черного платья. — А можно в маске?
Он провел рукой по лицу, а я увидела знакомый оскал.
Свечи погасли, дверь покрылась коркой льда. Черный камзол упал на пол, обнажая роскошное тело.
Остались только мы, моя боль, моя жизнь и мое сердце.
Он сел в роскошное кресло, а потом жестом поманил меня к себе. Без единого звука. Я знала, что это — затишье перед бурей. Передышка перед страстью. Я шагнула к нему и оседлала его колени.
Я услышала щелчок ремня, подалась вперед, чувствуя, как соприкасаются наши тела. В тот момент, когда он затянул его на моих руках, я лишь прерывисто вздохнула.
Его рука расстегнула штаны.
Я чувствовала себя, словно пьяной от его губ.
— Что ты хочешь, чтобы я с тобой сделал? — страстно обожгли меня его губы.
— Сделай со мной всё, — прошептала я, чувствуя, как его руки скользят по моей коже.
— Ты хочешь, чтобы я разорвал тебя, чтобы ты забыла своё имя, чтобы ты запомнила только мой голос, мой холод и мою страсть… — прошептали его губы.
Он приподнял меня на руках, а потом опустил.
Его холодный поцелуй, который перекрыл мой стон… и мой первый настоящий стон не боли, а наслаждения.
Моё тело — уже знало, что оно никогда не выберет свет. Я чувствовала его власть, чувствовала его силу и страсть, жестокость, граничащую с нежной одержимостью.
Его дыхание — тяжёлое, как у зверя. Я чувствовала, как его тело напряглось — не от желания. От огня, который он сдерживал.
— Ты… — он не договорил. Его пальцы впились в мои волосы, а затуманенные страстью глаза смотрели в мои. — Ты… моя. Слышишь… моя… моя…
— Твоя, — шептала я пересохшими губами. — Твоя… твоя…
Его рука вдруг сжала моё горло.
Не для того, чтобы задушить.
Чтобы удержать.
— Ты принадлежишь мне, — прошептал он, задыхаясь. — Мне одному… Слышишь… Только мне…
Я не смогла дышать.
Я не смогла кричать.
Я только… застонала, дрожа всем телом, понимая, что ради этих мгновений я готова была умереть.
Он прижал меня к себе еще крепче, словно пытаясь продлить мою агонию.
— Вот так, — прошептал он, тяжело дыша и обжигая мои губы. — Вот так… моя девочка.
Я задыхалась. Он вдыхал мой крик, словно пытаясь почувствовать то же, что чувствую я.
Я уперлась лбом в его плечо.
— Уже устала, моя девочка? — послышался выдох, а его рука скользнула по моим волосам, а в его голосе чувствовалась улыбка. — Я ведь только начал… Его взгляд скользнул к кровати.
А я поняла: я не боюсь того, что будет дальше.
Я боюсь одного —