— Встать можешь, дед? — негромко спросил он. Его голос был спокоен и лишен какой-либо враждебности.
Я, кряхтя и делая вид, что опираюсь на ствол березы, с трудом поднялся. Его взгляд скользнул по моим рукам, задержался на дрожащих пальцах. Он долго и внимательно смотрел мне в глаза, словно пытаясь что-то прочитать на моем старческом, испещренном глубокими морщинами лице. В его глазах я не увидел ни глупой самоуверенности, ни агрессии. Лишь холодную, профессиональную настороженность. Он что-то заподозрил. Но не стал выяснять.
— Проводим тебя в санчасть, отец, — заключил он, и в его тоне не было вопроса. — Пусть лепилы тебя посмотрят. А этих отморозков — в изолятор! Разбираться будем.
Молодой надзиратель что-то возмущенно начал, но старший резким движением руки остановил его. Похоже, что он что-то знал на мой счёт. А если не знал — то догадывался. И в его взгляде читалось некое уважение, смешанное с опаской.
Медленно, под конвоем, я побрел, по-старчески шаркая, ногами через прогулочный двор тюрьмы. Каждое движение отзывалось в отбитой коленке острым, выкручивающим сигналом боли. Молодой надзиратель шагал сзади, его недовольное пыхтение меня развлекало. А вот старший — тот, что с умными глазами — шел чуть впереди, его спокойная, уверенная спина была словно щит, рассекающий пространство тюремного двора.
Мы шли мимо других обитателей этого каменного мешка, накрытого металлической сеткой. Я чувствовал на себе их взгляды — колючие, любопытные, оценивающие. Одни смотрели с безразличием, другие — с плохо скрываемой злобой. Но одно чувство, которое никто не мог скрыть, и которое их объединяло — это недоумение. Все прекрасно видели, как двое громил решили завалить безобидного и немощного на внешний вид старичка. Но, к их глубокому изумлению, этот старикашка, который еле-еле ноги волочит, разделал двух отмороженных здоровяков буквально «под орех». И теперь один из них идет своим ходом в изолятор, а другого утащили на носилках в бессознательном состоянии.
А старикашку, которого вот-вот удар хватит, вот ведут «под ручки» в санчасть. Одним словом, картинка не сходилась, и это бесило многих. Я видел, как сбились в кучку трое зеков из «авторитетной» братвы. Их взгляды были тяжелыми, как свинцовые слитки. Для них я неожиданно стал непонятной величиной, а все непонятное здесь либо ломают, либо стараются убрать. Пока они решали, что я же такое, у меня была небольшая фора.
В санчасти остро пахло хлоркой, слабым духом лекарств и человеческим потом. Фельдшер, мужчина с обвисшим лицом, мутными глазами и свежим спиртным «выхлопом», молча осмотрел меня. Его пальцы, холодные и безразличные, прощупали ребра, проверили суставы. После этого он померил мне давление и смазал ссадины зелёнкой.
— Ушибы, растяжение, — бормотал он, записывая что-то в амбулаторную карту. — Давление ни к чёрту — скачет, как дикий жеребец. Сердечко явно шалит — аритмия жутчайшая. Того и гляди, отойдешь, дед, — сообщил он мне между делом. — Засунь-ка это под язык, — сунул он мне в рот какую-то таблетку.
Он не спрашивал про ссадины, не интересовался, как именно я «упал» и умудрился получить такие травмы. Он видел результат, а причины его не волновали. Здесь, за колючкой, это было нормальным положением вещей. Иногда и вовсе заключенные без медпомощи остаются.
Дверь санчасти неожиданно открылась без стука, и в проеме возникла знакомая мне физиономия Артёма Сергеевича. Его появление подействовало на фельдшера магически: тот мгновенно выпрямился и попытался придать лицу серьёзное профессиональное выражение. Спрятав мутность глаз и незаметно закинув в рот мятную конфету, фельдшер засуетился и оторвал задницу от своего стула.
— Всё в порядке, товарищ майор? — пробормотал он, нервно поправляя халат.
Артём Сергеевич не удостоил его ответом. Его взгляд упёрся в меня, полулежащего на смотровой медицинской кушетке. Он сделал несколько неторопливых шагов вглубь лазарета и остановился возле меня. Фельдшер замер рядом в излишне почтительной позе.
— Оставь нас! — Голос чекиста был тихим и ровным, но в нем звучала сталь, не терпящая возражений. Это была не просьба, а приказ.
Фельдшер, не говоря ни слова, ретировался в свой кабинет, находящийся по соседству и плотно закрыл за собой дверь.
— Ты что, его знаешь? — хрипло поинтересовался я.
— Это один из наших информаторов, — прошептал майор, наклонившись к самому моему уху. — Слушайте внимательно, Илья Данилович. У вас нет времени на долгую «реабилитацию». Те, кто послал этих двоих, не остановятся. Следующая попытка будет менее топорной, более смертоносной и, скорее всего, последней. — Майор сделал вид что поправляет мне подушку, наклонившись еще ближе. — Так что пришла пора вам покинуть это заведение…
— Как?
— Изобразить сердечный приступ или инсульт сможете? — прямо спросил он. — В тюрьме нет квалифицированных врачей — вас обязательно повезут в областную лечебницу. Местный эскулап вам подыграет, но врачей на скорой, которые за вами прибудут, будет обмануть в разы сложнее.
— Я постараюсь, но обещать ничего не могу — актёр из меня аховый.
— Тогда действуем так, — он протянул мне маленький шприц-тюбик, — вколете его в любую мышцу… можно даже через одежду, — добавил он, — перед самым прибытием скорой помощи. Симптоматика будет такой же, как и при настоящем приступе. Наша новейшая ведомственная разработка, практически безвредна… Правда, на столь пожилом пациенте её никто не испытывал… Надеюсь, что и с вами ничего страшного не случится.
— А может, как-то по-другому? — заикнулся я, хотя страха совсем не было.
— Увы, — виновато развел руками Артём Сергеевич. — Боюсь, если вы останетесь в тюрьме, эта ночь для вас будет последней. То, что вам удалось справиться с тремя покушениями, само по себе чудо. Но, знаете сами, вероятность того, что вам повезёт и в следующий раз, катастрофически ничтожна!
— Понимаю, — согласился я с майором. — В другой раз могу и не сдюжить…
— Поэтому, действуем следующим образом: вы сейчас ложитесь пластом и продолжаете изображать полуживого старика…
— Ну, с этим, как раз, я легко справлюсь, — усмехнулся я, — потому как изображать ничего не надо.
— Вот и отлично! Дальше — вы изображаете приступ, а наш фельдшер бежит к начальству, сообщить о вашем недуге. Но предварительно он вызывает Скорую помощь…
— Почему?
— Потому! Если администрация колонии тоже получает на лапу за вашу смерть, она не даст фельдшеру её вызвать, — пояснил он. — А так — есть шанс, что они прорвутся…
— А почему не прислать подставную скорую, у вас, разве, таких нет?
— Новые люди могут вызвать подозрение. Я наводил справки — сюда ездят практически одни и те же люди. Так что они заберут вас…
— А дальше?
— А дальше — дело техники, — продолжил он так же тихо. — Машина следует по маршруту через лесной массив, километров пять