— Да, — ответил я, — ты прав — это он.
— Продолжай, — попросил Артём, — не буду больше перебивать.
Дальше я поведал о нашей победе над фашистской Германией, о своей битве с бесноватым фюрером, оказавшимся марионеткой титана Кроноса, и залипанием во временном коконе, в котором мне пришлось провести длительное время. Свои послевоенные приключения я описывал куда более поверхностно, упомянув лишь, что тоже влезал в голову к хорошему парню Мамонту Быстрову в виде аватара.
Свои приключения на Кромке я не стал подробно описывать. Лишь встречу с Матроскиным упомянул, и договор с Ящером, после ритуала которого вдруг оказался в исходной точке своего вояжа на тот свет. Да еще и живым…
— Вот как-то так всё и было… — с хрипами в горле и слезами на глазах закончил я своё необычайное повествование. — Как-то так…
Прокопьич молча налил еще по кружке. Рука его не дрогнула, но взгляд был устремлен куда-то далеко. Тишина в землянке повисла густая, тягучая, как та смола. Артём сидел, уставившись в стол, его пальцы бессознательно чертили что-то на прикладе автомата. Первым очнулся старик.
— Н-ну и история… — выдохнул он. — Два мира, смерть, возрождение, магия… Да я б ни в жисть в такую хрень не поверил…. А тут… — Он ткнул пальцем в свой заскорузлый от крови бок. — Тут дыра была… от пули. А теперь её там нет! Ни дыры, ни пули. Ну, и как тут не поверить? А, Артём?
Майор медленно поднял взгляд на старика, но ничего не ответил. В землянке снова стало тихо. Слышно было, как потрескивает фитиль керосиновой лампы и трещат на улице сверчки.
Тишина затягивалась. Прокопьич тяжело дышал, уставившись в свою кружку, будто пытаясь разглядеть в горючей жидкости ответы на все вопросы.
— А теперь вот сидим тут, шило[1] глушим, и я снова жив, — наконец произнёс старик и отхлебнул из кружки.
Артём, наконец, перестал водить пальцем по прикладу автомата и резко поднял голову. Его глаза, обычно холодные и собранные, сейчас горели каким-то внутренним огнём.
— Хорошо, — проговорил он хрипло, откашлявшись. — Допустим, я верю. Да и глупо не верить, если уж вложил персты в раны, а они исчезли… Но ответь мне на один вопрос: зачем это всё?
— Действительно, — оживился и Прокопьич, — зачем тебя… такая могучая сила, да через всю эту… хренотень с мирами… вернула обратно? Просто так, чтобы ты меня оживил и байки свои рассказал? Нет же! Значит, дело здесь есть у тебя… Серьёзное! — Он обвёл взглядом землянку, залитую желтым светом коптилки. — Ты не просто так сюда вернулся, Данилыч! — подытожил он.
Я тяжело вздохнул, ведь старик, по сути, озвучил самый главный вопрос, на который у меня не было простого ответа. Только какое-то смутное чувство, разобраться с которым я так и не смог.
— Нет, не просто так, — тихо согласился я. — Я чувствую это, но тоже не понимаю, почему?
— А этот твой Кощей? — тихо спросил Артём. — Это не опасно для… для моего мозга?
— Не опасно, — заверил я майора. — Ты сильный, Артём, и ты не сломаешься. Иначе, он тебя не выбрал бы…
Майор долго смотрел на меня. Потаённый страх в его глазах медленно уступал место жгучему интересу.
— И что теперь? — спросил он уже твёрже. — Как долго мне терпеть его неожиданные проявления?
— Не знаю, — честно признался я. — Он хочет помочь мне, но не может надолго закрепиться в этом мире.
— Надолго… — хмыкнул Артём, передернув плечами. — Надо срочно решать твои проблемы, Данилыч. Чего-то мне не хочется больше выступать в роли какого-то «сосуда». Хочешь, мы с тобой устроим «мозговой штурм»? Глядишь и выплывет что-нибудь… Вот что тебя сейчас беспокоит больше всего? В чем ты сомневаешься? Что тебе спать спокойно не даёт?
— Не что, а кто! — хрипло хохотнул старик. — Утром точно их увидим…
— Нет, я не об этом, — качнул головой Артём Сергеевич. — Это — враг явный. С ними большого ума не надо, увидел — стреляй! Что не так, Данилыч?
— Да всё не так! — нервно воскликнул я. — Не должен я был вернуться и воскреснуть! А если бы и воскрес, то в тот же миг должен был склеить ласты! Не живут столетние деды с такими травмами! Да у меня от горла ничего не осталось — а тот утырок его в хлам раздавил! В моем старом мире это считалось бы настоящим чудом! А чудес там — кот наплакал…
— Погоди-ка, — оставил меня Прокопьич, хлопнув себя по залеченному мной боку, — а это, тогда, как понимать? Не чудом?
— Чудом, — согласился я. — Но это сделал я… А в моём старом мире такое провернуть было бы невозможно.
— Ты хочешь сказать, что это мир тоже только похож на твой, но это не он? — сформулировал мою мысль майор.
— Я все время пытаюсь это узнать, — пожал я плечами. Но если это так, кто-то или что-то рассчитало всё до миллиметра и до секунды. Каждую пылинку и травинку, каждое движение и каждый наш вздох…
Артём медленно поднялся с ящика, на котором сидел, его тень заколыхалась на бревенчатой стене.
— Считаешь, что мы пешки в чьей-то игре? — спросил он. — И кто, по-твоему, этот кукловод? И вообще, в чем смысл? Нет! Мы опять пошли по тому же кругу! Забудем! Что еще тебя напрягает в этом мире, Илья Данилыч? Подумай хорошенько! Сосредоточься, как следует! Ну же?
— Еще больше моего чудесного выздоровления меня напрягают дальнейшие события…
— Что ты имеешь ввиду? — не понял майор.
— А никого не удивило, что судят столетнего старика за двойное убийство крепких отморозков? Причем этот старик ветеран войны, орденоносец, бывший сотрудник НКВД-МГБ-КГБ-ФСБ? Не удивляет? Нет?
— А в чем проблема, Данилыч? — пожал плесами Артём Сергеевич, явно не понимая, куда я клоню. — Возрастного ценза у нас для зоны нет.
— В моём мире эту историю бы крутили по всем каналам зомби-ящика, по Интернету…
— В газетах, — подсказал Прокопьич.
— Насчёт бумажных газет не скажу, по-моему, их уже никто не читает. К тому же, этим стариканом убиты сразу двое детей могущественных олигархов.
— Так вот и ответ! — радостно оскалился майор. — Они-то и передавили весь информационный трафик!
— И нигде не вылезло? — Я криво усмехнулся. — Как говорил товарищ Станиславский — не верю! Как-то всё ненатурально, что ли. Как отражение в кривом зеркале, или в кошмарном сне, когда никак не можешь проснуться.
— Ты о чем, Данилыч? — нахмурился старик. — Какое еще отражение? Мы же здесь. Живые. Дышим-говорим, стреляем иногда. Всё реально. Я вот тебя за руку могу взять… А хочешь, двину, как следует — сразу всю мою реальность