— Именно, что всё реально! — взвился я. — Слишком реально! Слишком… Всё складывается в идеальную картинку, как будто кто-то умный и внимательный очень качественную декорацию построил. Почти не отличить от настоящего мира. Но почти — это не значит совсем.
— Послушай, дружище, — Прокопьич обнял меня за плечи, — не в обиду сказано, но у тебя, похоже, конкретная такая паранойя. Навязчивое состояние. Тебе в последнее время совсем несладко приходилось, вот ты искал подвох везде, где только можно. Скажешь, не так?
— Я ловил себя на мысли, — тихо признался я, — что порой жду, когда же эта красочная декорация дрогнет. Когда пойдет трещиной. Когда проявится тот, кто всё это подстроил… И мне страшно не от того, что это случится. А от того, что это НЕ случится. Что это и есть настоящая реальность. Потому что если это так… такой подлый мир не должен существовать! Лучше бы он оказался ненастоящим… — Я замолчал, сдавленно кашлянув. От этих мыслей холодело внутри.
— Вот! — довольно закивал Прокопьич. — И у меня такое было, когда… В общем, когда я один на всём белом свете остался… И мне страшно было, когда смысл жизни оказался потерян… — Прокопьич мрачно смотрел в свою пустую кружку.
Артём замер, его взгляд снова потяжелел, словно он что-то мучительно анализировал. Тишину снова нарушил только треск фитиля.
— Ладно, — наконец выдохнул майор, снова опускаясь на ящик. — Допустим, ты прав. Допустим, всё вокруг — хитроумная подделка. Или не подделка, а… другая версия реальности. Вопрос-то главный от этого не изменился: зачем? Для чего тебя, конкретно тебя, вернули в этот… в этот «кошмарный сон», из которого не можешь «проснуться»? Какую цель преследует твой таинственный «режиссёр»? Что он хочет, чтобы ты сделал? Или… чего НЕ сделал?
Я закрыл глаза, пытаясь поймать то смутное, невыразимое чувство, которое не давало мне покоя с того момента, как я очнулся в том переулке. Может быть, он хочет, чтобы я что-то… ощутил? Пропустил через себя? Как будто я должен сейчас что-то понять, чего не понимал раньше? Я открыл глаза и посмотрел на своих товарищей.
— Я чувствую, что должен сделать какой-то выбор, который я так и не сделал. Или сделал неправильно. И меня вернули не для того, чтобы исправить ошибку… а чтобы я её наконец-то осознал. Принял. Смирился с ней и дошёл до того рубежа, где когда-то свернул не туда… — Я умолк, переваривая свои сумбурные слова и мысли.
В землянке снова воцарилась тишина, на этот раз не тягостная, а полная какого-то нового смысла. Фитиль лампы трещал, как будто торопился догореть поскорее. Артём смотрел на меня, не мигая. Даже Прокопьич притих, а его всё еще бледноватое лицо стало серьезным.
— Ну что ж, — первым нарушил молчание майор. Его голос звучал почти буднично. — Раз так, будем искать твой рубеж. И твою невыбранную дорогу. С чего начнем, Илья Данилыч?
Я посмотрел на него и впервые за этот вечер по-настоящему улыбнулся.
— Не знаю, — честно ответил я. — Но когда нас это останавливало?
В этот самый миг воздух в центре землянки, между нами, вдруг заколебался, будто над раскаленным асфальтом. Запахло озоном, свет коптилки померк, сжался до тусклого ореола, а затем вспыхнул с удвоенной силой, отбрасывая на стены безумные, пляшущие тени. А из ничего, из самой пустоты, начал сплетаться темный клубок. Он рос, уплотнялся, обретая форму, тяжелея и обрастая деталями. И через несколько секунд перед нами предстал Матроскин.
Прокопьич замер, остолбенело уставившись на кота. Затем он перевел взгляд на пустую кружку, как будто надеялся, что это самогон ударил ему в голову, и кот сейчас исчезнет, как и появился.
Кот равнодушно облизнул лапу, строго посмотрел на старика и произнёс:
— Ваше уютное подземелье найдут минут через пятнадцать, не больше. Готовьтесь. Либо к бегству, либо к бою. Советую второе — бежать уже поздно.
Его слова подействовали на нас как ушат ледяной воды. Паранойя, сомнения, поиски смысла — всё это мгновенно испарилось, уступив место древнему инстинкту выживания.
Артём первый пришел в себя. Страх в его глазах сменился холодной яростью и сосредоточенностью профессионала.
— Где? Сколько? — отрывисто спросил он кота.
— С севера — группа из пяти человек, с юга — еще семь. Вооружены автоматическим оружием, есть гранаты. Идут уверенно, — так же четко и по-военному доложил Матроскин, — похоже, взяли наш след. Дальше на подходе еще пара групп, но я уже не стал уточнять…
Больше вопросов не было. Мы бросились к оружию. Скрипели ящики, звякали затворы, лязгали магазины. Землянка, только что бывшая тихим пристанищем для тяжких раздумий, в мгновение ока превратилась в готовый к смертельной схватке опорный пункт. И над всем этим, невозмутимо умываясь лапой, сидел Матроскин и «светил» незабвенной улыбкой Чеширского кота.
[1] «Шило» — это морской жаргонизм, обозначающий спирт.
Глава 22
Майор действовал молча и быстро. Он схватил свой автомат, привычным движением проверил магазин и рванул затвор, досылая патрон в патронник. Его лицо стало каменным, в глазах застыла холодная решимость.
— Э-э-э! Ты куда это, старый? Надорвёшься ж! — Заметив, как Прокопьич рванул со стены землянки тяжёлый пулемет, воскликнул майор. — Дай-ка я помогу!
Он закинул «Калаш» за спину, и, поднатужившись, снял со стены пулемёт, установив его на пол землянки на раскладных сошках.
Старик тут же занялся срочной расконсервацией и зарядкой оружия, а мы с Артёмом тем временем выползли из дыры на свежий воздух, чтобы осмотреться. Осторожно выбравшись из оврага, мы заняли позиции. Артём присел за поваленным толстым стволом дерева, контролируя подход врагов с юга.
Я же пристроился неподалеку в небольшой земляной промоине, оставшейся после обильных дождей. Прислонившись спиной к сырой земле, я чувствовал ее холод сквозь легкую куртку, которую успел на себя накинуть еще в доме. В ушах стояла звенящая тишина, разбавляемая лишь привычными звуками ночного леса.
Я взглянул на свои руки — они не дрожали. Странное спокойствие накатило на меня. Все те философские терзания, поиск смысла и всего-такого-прочего — всё это сгорело в преддверии грозящей нам всем опасности. Осталось только «здесь и сейчас». Может, в этом и был ответ на все мои вопросы? В нашей жизни всегда есть только здесь и сейчас, а всё остальное от Лукавого…
— Они уже рядом, Мессир! — тягуче прошептал мне на ухо кот, неожиданно материализовавшийся в моём «природном окопе».
Я вздрогнул от неожиданности:
— Фу, ты, черт! Напугал, хвостатый!
Кот собирался мне что-то ответить, но его слова потонули в трескотне выстрелов. Сначала редкие, щелкающие по ветвям пули, потом — сплошной,