— У меня с корицей, — сказала она. — Можем поменяться.
— Не, — я покачал головой. — Вспомнил сейчас, что не люблю корицу.
— Как скажешь, — она взяла ложку и принялась есть.
Руки у нее тряслись так, что металл звякнул о зубы. Пора нам прощаться на самом деле, она действительно скоро обратится.
— Надо бы тебя с Наташей познакомить, — проговорила она. — Но тогда придется ей сказать, что со мной случилось. А я не хочу.
Ирина посмотрела на меня, будто ожидая ответа.
— То есть, хочешь, чтобы мне самому пришлось это ей рассказать? — спросил я.
Я положил в рот еще ложку овсянки. Ирина сделал то же самое, но ничего не ответила, только продолжила есть. Ее пальцы дрожали еще сильнее. Забросав в рот остатки содержимого тарелки, я проглотил все, вытер губы тыльной стороной ладони и снова посмотрел на женщину.
— Ты, значит, просто хочешь свалить, оставив мне свою дочь? — сказал я, поставив тарелку на стол.
Она сглотнула, снова подняла взгляд.
— Я никак не смогу о ней позаботиться.
Голос у нее был хриплым. То ли от переживаний, то ли от болезни. Черт, если она сейчас разрыдается.
— Если бы могла сама что-то сделать, не просила бы.
— Ты даже не сказала ей, что умираешь, — жестко проговорил я.
— Она это поймет. Но мне хотелось, чтобы она узнала последней.
Мне осталось только кивнуть. В общем-то я ее желание понимал. Наверное, если бы у меня были дети, то мне бы тоже хотелось, чтобы они запомнили меня живым. Кстати, а есть они у меня? Вроде с виду молодой. Но черт знает.
— Я не знаю, кем ты был раньше, — проговорила Ирина. — Но ты сильный. Опытный. Ты выживешь. Наташе с тобой будет лучше, чем с этими. — Она кивнула в сторону двери, словно намекая на остальных. — И ты не из тех, кто бросит ребенка умирать.
Я ничего не ответил. Потому что она была права.
Ирина доела овсянку, поставила тарелку на стол.
— Валерий сказал, что пойдет с тобой? — спросила она.
— Да.
— Хорошо. Он нормальный. Просто… осторожный.
Я хмыкнул.
— Он единственный здесь, у кого есть яйца, — усмехнувшись, проговорил я.
Ирина кивнула, не оспаривая.
— Я выйду вместе с вами, потом разделимся и пойдем в разные стороны. Да, спасибо тебе за пистолет.
— Ты же понимаешь, зачем я его тебе дал? — я посмотрел ей прямо в глаза.
Она помолчала секунду, после чего ответила:
— Понимаю. Но я не уверена, что смогу. А просить никого не стану.
Я хотел ответить ей, но вдруг услышал за дверью шаги. Уверенные, без суеты, человек знал, куда идет, и не пытался скрыть своего присутствия. Что ж, и так ясно, кто это. Кажется, мой новый друг тоже привык вставать рано.
Я подошел к двери, щелкнул щеколдой и открыл ее, увидев хмурое лицо Валеры. Он даже постучаться не успел.
— Ты готов? — спросил он.
— Позавтракал, — ответил я. — Одеться осталось, и будем выходить.
* * *
Когда мы спустились вниз, то оказалось, что не спит только Игорь. Он стоял на вахте. Нас с Валерой, похоже, от нее освободили, раз уж мы вызвались пойти за припасами. Мужчина пожелал нам удачи, открыл дверь, выпустил наружу.
Оказавшись за забором, мы с Ирой попрощались и тут же разошлись. Я на сто процентов был уверен, что о себе она уже не думала, а только о дочери. И схватилась за меня, как утопающий за соломинку. Что ж, тут делать нечего. Отца я девчонке вряд ли смогу заменить, но позаботиться, возможно, удастся.
Она двинулась вглубь коттеджного поселка, куда глаза глядят, а мы наоборот, туда, откуда вчера пришли. Я был прав насчет вчерашнего: трупы, которые Ирина оттащила в канаву привлекли зомби. Их было шестеро, у всех рожи оказались выпачканы. Они жрали.
Мы с Валерой переглянулись. Я кивнул и поднял биту, он тоже взялся за свое оружие: здоровенный прут арматуры, рукоять которого для удобства оказалась перемотана изолентой. Вместе мы пошли навстречу тварям, которые уже заметили нас.
И тут я понял, что чего-то не догоняю. С одной стороны, они отожрались мяса за ночь, трупы ведь были сильно поедены, я это хорошо заметил. А с другой — двигались, как самые обычные, даже медленнее, возможно. Вперед вырвался только один, и я подловил его и ударом биты пробил череп.
Удар отдался в мышцах рук и спины болью, но это была хорошая боль, правильная. Да и удар получился, что надо, и это означало, что в мои руки возвращалась былая сила.
Валера обошел тварей кругом, и свистнул, выманивая их на себя. К нему двинулись еще две, трое достались мне. И я отчетливо понял, что справлюсь с ними.
Двое добрались до меня одновременно, и тогда я, недолго думая, врезал одной из них ногой в колено. Послышался хруст, тварь опрокинулась на подбитую ногу. Вторая замешкалась, и я успел вбить древко биты в голову первой, пробив кости ее черепа.
А потом, размахнувшись, врезал второй. Удар пришелся в челюсть, и она рухнула на землю. Но не упокоилась окончательно, а постепенно стала подниматься. Зато третья запнулась об нее и упала. Началась куча-мала.
Перехватив биту обратным хватом, я подошел к ближайшей и врезал ей по голове, словно копье вбил. Послышался хруст и древко глубоко вошло ей в череп. Вторая успела одной рукой схватиться за мой ботинок, но я без особых трудов выдернул его и приголубил уже ее.
Посмотрел на Валеру. Тот со своими двумя расправиться уже успел, но на помощь мне кидаться почему-то не стал. Понимал, что я и сам разберусь?
— Странно как-то, — сказал я, кивнул на валяющиеся перед нами трупы окончательно упокоенных зомби. — Вроде они отожрались, а медленные такие же.
— Так утро, — ответил он так, будто это все объясняло.
— Что утро? — не понял я.
— По ночам зомби буянят, — с таким видом, будто он наконец-то решил снизойти до разговора со мной, стал рассказывать он. — Это мы давно заметили. Но, похоже, что под утро у них силы кончаются, и с рассветом они совсем медленными становятся. Даже те, у которых уже когти и зубы есть. Иногда можно рядом пройти, а они тебя не замечают даже.
— Понял, — кивнул я. — Опыт есть?