Увидев, как я смотрю на неё, она улыбнулась своей фирменной улыбкой. Немного блядской, но, тем не менее, открытой, радушной. И глаза у нее были, как у любящего человека.
— Да… — протянула она и вдруг спросила. — Ну и что такое? — В смысле? — не понял я. — Зачем ты это делаешь, Серёжа?
Я вроде как лежал и спал, ничего особенного не делал. Да и к чему вообще такие вопросы. Тем не менее, спросил — Делаю что? — Зачем ты продолжаешь эту войну?
Я посмотрел вокруг. Это был наш дом, тот самый, в котором мы жили в Дачном. И в котором ее убили. Но не было ни дырок от пуль, ни крови на полу. К тому же я прекрасно знал, что он сгорел.
Значит, это сон. Ну и так с первой секунды понятно было, что это сон. Потому что Лика лежит на лесном кладбище, которое мы устроили у детского лагеря. Ее могила была первой.
Я посмотрел на свои руки. На мозоли. На шрамы. Мизинец мой почти не двигался, это было уже давно — ещё с тех пор, как я очнулся. Нерв, наверное, повредил в своё время, но держать оружие почти не мешало. Есть характерная мозоль от рукоятки автомата, и еще одна, от спускового крючка.
— Зачем ты это делаешь? — снова спросила она.
Я никогда не переживал осознанных сновидений. И опыта у меня такого не было. Я же не какой-нибудь поехавший фанат Кастанеды. Но сейчас… Это было интересно. Я полностью управлял своим телом. Даже мог говорить то, что сам хочу.
И меня накрыло. Теми же самыми мыслями, из-за которых я чуть не разрыдался в душевой.
— Я… Не знаю, — только и смог произнести я в тот момент. — Просто… В другом случае — нет смысла. — В чём нет смысла? — спросила блондинка. — Да вообще ни в чём нет смысла, — ответил я. — Мы ведь… Ты мертва. Ещё куча парней, что были со мной, мертвы. Мы… Не мы… — Что «не мы»? — спросила она. — Не мы начали эту войну, — сказал я. — Это они. Когда мы вернулись… Мы ведь хотели спокойно жить? Насколько это возможно в нынешних условиях.
— Ну, ты-то ничего не хотел, — ответила она. — Ты вообще валялся в бреду, что-то кричал, дёргался… Три недели, Серёжа. Три недели ты провёл между жизнью и смертью.
— Да я всю жизнь между жизнью и смертью. Бегаю по острию. Один укус, одна случайная пуля, осколок… Да что угодно — и я отправлюсь на тот свет. К тебе.
— Да чего ты вообще с ним говоришь? — услышал я голос чуть в стороне.
Повернул голову, и увидел, что на диване сидит Саша. А вот она была точно такая же, как я видел её в последний раз. Ноздри её раздувались от ярости, щеки раскраснелись, недлинные светлые волосы были всклокочены. Похоже, что она искренне ненавидела меня. Как и тогда, при последней встрече.
— С ним вообще говорить бесполезно, — сказала она. — Он отморозок сраный. Ему ничего, кроме этой грёбаной войны, не надо. Ты ведь не думаешь, что он за тебя мстит?
— Ну, вообще… Я именно так и думаю, — Лика чуть улыбнулась.
— Может быть. Но не может, — сказала Саша. — Ему только война и нужна, ему больше ничто не интересно. Ты что, рассчитывала на счастливую жизнь с ним?
— А ты не рассчитывала? — спросила Лика у своей подруги. — Тоже хотела быть с ним. Я знаю с самого начала. Могли бы, кстати, втроём…
Я вдруг усмехнулся.
Втроём? Ну да… Как какой-нибудь падишах из красивой восточной сказки, с гаремом. Но увы… Моя жизнь — это не сказка. Это вполне себе настоящая реальность. Во всей ее красе.
Да. Могли бы втроём. Это было бы интересно, на самом деле. Я не извращенец, конечно, но… В какой-то мере я ведь любил их обеих. И продолжаю любить, как ни крути. Иначе они не явились бы мне во сне.
— Твоя единственная настоящая любовь — это война, — жёстко проговорила Саша. — Тебя вообще ничего, кроме этого, не интересует. Можешь считать, что ты смысл потерял, можешь думать вообще что угодно. Ты только вот — это никак. Ты ведь боевая машина. Киборг ебаный.
Нет. Что-то здесь было не настоящее, нереальное. Саша никогда не материлась при мне. Ну, практически никогда. А тут вот так — с агрессией. Ну, хотя в последний раз, когда мы были вместе…
— Мы так-то с тобой роды принимали, — проговорил я. — Принесли, так сказать, на этот свет новую жизнь.
— Ага. Только ты всё сбежать норовил, — ответила девушка-хирург. — Ты ведь этого не хотел. Просто невольным свидетелем оказался. Всю работу сделала я сама.
— На самом деле, так, — кивнул я. — Ну не умею я роды принимать.
— А вот убивать — умеешь, — девушка надула губы и отвернулась.
— Убивать можно по-разному, — сказала Лика. — Можно долго мучить. Удовлетворять, знаешь, свои садистские наклонности. А можно — быстро. Убивать и умирать во имя великой цели.
Саша рассмеялась:
— Думаешь, я не знаю, что он тебе затирал? Про свободу. Про ваших детей
Нет.
Это были не девушки. Это были две стороны моего характера. Если одна из них продолжала поддерживать меня… То вторая моя часть устала. Дико устала за эти годы войны. Сколько мне лет? Ну на вид, конечно, уже за тридцать, но в своем досье я прочитал, что мне всего двадцать семь. Из них я почти десяток провёл на войне.
— Время такое, — сказал я.
Хотя это и прозвучало, как оправдание глупого школьника, которого спалили за курением за школьной теплицей.
— Время такое… — передразнила Саша. — Время героев, ещё скажи. Или что там по телевизору говорили?
— Так-то реально — третья мировая война идёт, — Лика улыбнулась. — Я же тоже знаю, о чём тут речь. Я же военный корреспондент. Повидала разное. Сама знаешь, я тебе рассказывала…
Да мне она тоже об этом рассказывала. И о том, как осталась в Крыму ухаживать за нетранспортабельной бабушкой.
— Ну, вообще-то, я тоже разное повидала, — заявила Саша. — Только вот, в отличие от него, я лечу людей. Я не убиваю.
— Ну и лечи дальше! — Лика уже сорвалась на неё. — Что тебе надо-то от него? Он прав, на самом деле.