— Хор-ро-шо! — пробормотал я, вдыхая свежий воздух.
На улице сеялся мелкий обложной дождик, но я был этому рад: зато хоть не так воняло. Дыша ароматами влажной земли, я дошел до мусорного контейнера и, даже не задумываясь, выбросил все вместе с ведром. Надеюсь, опарышам там будет холодно и неуютно.
По пути назад обошел дом вокруг, чтобы понимать, что здесь к чему — да и не хотелось возвращаться в эту вонючую квартиру.
Двор встретил меня облупленными качелями, на которых тоскливо скрипела одинокая цепь. Рядом торчала покосившаяся песочница с мокрым песком цвета серой глины. Пара лавочек, обглоданных временем и погодой, прижалась к кирпичной стене. Между домами громоздился покореженный турник — один из тех, что ставили еще при Горбачеве. Краска на нем давно облезла, обнажив ржавый металл. Рядом валялась пустая бутылка из-под пива. Еще одна. И еще несколько банок из-под энергетиков.
Пахло сыростью, опавшими листьями и чем-то кислым — то ли помойкой, то ли застоявшейся водой из луж. Мелкий дождь моросил все так же.
В общем, выглядело все унылым и безжизненным, но только на первый взгляд.
На лавке у подъезда сидела бабка в пуховом платке и ярко-красном пуховике, кормила голубей из пакета. Птицы ворковали и толкались, склевывая крошки прямо с асфальта, испещренного трещинами. Кто-то повязал между деревьями веревку для белья и развесил простыни, но забыл снять. На одном из балконов сушилось детское одеяльце в розовых слониках. Из окна на первом этаже доносился звук телевизора — Лариса Гузеева и Роза Сябитова пытались кого-то поженить.
А рядом с соседним справа подъездом красовалась вывеска «Продукты» со стрелкой в сторону торца здания.
Отлично! Прямо в доме свой магазин.
Я зашагал к нему, уже прикидывая, что нужно купить в первую очередь. Овощи, конечно, и зелень. Чистую воду. Крупы. Курицу, если будет дешевая. Может, яблоки… Надеюсь, на карте тезки что-то есть.
В этот момент из-за угла вышел мужик средних лет. Крепкий, коренастый, в кожаной куртке с потертыми локтями. Лицо обветренное, щетина густая, глаза узкие и злые. Увидев меня, он заметно напрягся, сдвинул брови, на лице у него заходили желваками.
— Сергей! — рявкнул он так, что я невольно вздрогнул. — Сколько можно за тобой бегать? Думаешь, если дверь не открываешь, так долг сам собой испарится?
Обращался он явно ко мне. Голос был сиплый, прокуренный. В интонации сквозило праведное негодование — как у человека, который долго терпел и наконец сорвался.
Я замер, пытаясь сообразить, кто он такой. Память прежнего Сереги молчала. Лицо незнакомое. Но по всему было видно — он меня знает. И знает хорошо.
Чтобы не спалиться, я неопределенно пожал плечами и осторожно произнес:
— Да я не прячусь… Сколько я должен, напомните?
Мужик вспыхнул. Глаза его сузились до щелочек, и лицо налилось нездоровым румянцем.
— Только не говори, что память отшибло! — заорал он, размахивая руками. — Давно Светке говорил — не давай ему ничего в долг! Обманет! А она: «Он же доктор, просто у него тяжелый период в жизни, Марат!» Тьфу! Доктор, тля! Видал я таких докторов знаешь где! Алкаш!
Он сплюнул себе под ноги, словно пытаясь избавиться от горького привкуса во рту.
Марат, значит. А Светка, скорее всего, продавщица в магазинчике. Жена, может, или родственница. Ну, или просто наемный работник.
— На самом деле тяжелый период у меня, — признал я тихо, чувствуя, как наваливается усталость. — Извини, Марат, проблемы на работе. И здоровье что-то совсем посыпалось. Сердце…
Я инстинктивно прижал ладонь к груди, где тревожно стучало больное сердце.
— Не дави на жалость, — скривился Марат, отворачиваясь. — Просто верни долг. Все эти сказки про здоровье я уже сто раз слышал.
— Сколько? — тихо спросил я.
— Тьфу ты! Даже не помнишь, сколько должен, тля! — Марат снова сплюнул, теперь мне под ноги, и прошел мимо, задев плечом. — Двадцатка с лихвой накапала!
Он скрылся за углом, оставив меня стоять под моросящим дождем с тяжелым камнем в груди.
Я развернулся и поплелся назад к подъезду. Заходить в магазин передумал. Денег, похоже, у бывшего Сереги нет, а значит, Светка ничего мне не даст. Да и смотреть в глаза людям, которых прежний владелец этого тела обманывал, было выше моих сил. Испанский стыд не выдумка. Мне реально сделалось и стыдно, и неловко, хотя вины моей тут не было.
Да и от разговора (а может, прогулки) резко ухудшилось самочувствие — каждый шаг давался с трудом, а в висках пульсировала тупая боль.
Домой вернулся на морально-волевых. От одной мысли о том, что нужно возвращаться в срач и дышать помоями, меня замутило. Однако отдышался, сдержал тошноту и поднялся к себе.
Первым делом схватил бутылку с «Белизной» и вылил почти половину в раковину. Мыть ее сейчас сил банально не было. Пусть пока дезинфицируется. Завтра разберусь.
Открыл окно на кухне настежь.
Немного подумал, сходил в комнату и там открыл тоже. В комнате сразу похолодало, зато вонь вроде как начала потихоньку улетучиваться.
Затем подхватил таз и его тоже вынес на мусорку.
Двойная «прогулка» немного привела меня в чувство. Хотя бы руки уже так не дрожали.
Дома первым делом вернулся в ванную. Стараясь не смотреть в сторону осклизлой посуды, подошел к покрытому ржавчиной, заляпанному умывальнику. Мыла нормального не было. Нашел огрызок хозяйственного и хорошо, до красной кожи, вымыл руки. Полотенце было настолько грязным, что вытираться об него не рискнул — побрезговал. Стряхнул воду так. Пусть на воздухе пока сохнут.
Затем вернулся в комнату и, морщась от отвращения, собрал замусоленное постельное белье и сунул его в стиральную машину.
Ну, как сунул — воткнул. Потому что машинка была переполнена до такой степени, что барахло оттуда вываливалось.
Это ж каким говнюком и лентяем нужно быть, чтобы даже не нажать на кнопку? Хотя, может, машинка и не работала. Но все равно, есть же прачечные и химчистки, в конце-то концов!
Вернулся на кухню. Где-то здесь у него должна быть соль. Или хотя бы сода. Надо насыпать на бумажки и разложить по комнате, чтобы впитались неприятные запахи. Окно-то на ночь придется закрыть, на улице холодно. А вот задохнуться от вони не хотелось бы. Да и неполезно дрянью всей этой дышать.
Конечно, «бабушкины» методы не панацея, но других