Ей, конечно, становилось лучше, физически, но в остальном… Разве что отвечать на простые вопросы она начала более охотно, и в целом сделалась спокойнее и чуть боле радостней. Однако я очень следила за тем, чтобы Милах не впадал в отчаянье, замечал хорошее, а от остального побольше отвлекался.
Рейн, видимо тоже жалея малыша, придумал ему задание – следить, как устроились пятеро (а их, не считая волчат, уже сделалось пять!) мальчишек из Дома, что решили жить у «новых местных», как все прозвали приезжих, и выбрали себе дома. Которые, в свою очередь, мой дракон помог отремонтировать, прислав на пару дней целый отряд своих людей.
Но сегодня Милаха мы провожали не в город с проверкой, а наблюдали, как работают знаменитые семена.
Они напоминали нераспустившиеся маленькие бутоны фиолетовых роз. Как только касались мёрзлой земли и были притоптаны ногой женщины, будто выпускали несколько острых лепестков и цеплялись так за льдинки или землю.
Если же этого не случалось, женщина искала для миренки другое место, бережно поднимая «бутон» с земли.
Гейл тоже шёл с нами, держась позади.
Его позвала знахарка.
И немудрено! Она возилась с ним с утра до ночи, что-то тихо и настойчиво ему твердя, строго выговаривая, когда показывал он свой недобрый характер, меньше позволяла иметь дел с другими детьми (будто, как я когда-то, опасаясь, что он вновь сплотит вокруг себя компанию и натворит дел). Воспитывала, одним словом.
И я не вмешивалась.
Если Гейл и посматривал на меня порой, как на мать, то колдунья стала ему наставницей. И этому мешать я не могла, понимая, что она даёт Гейлу то, на что я просто не способна ввиду своего происхождения.
Рейн меня тоже об этом предупредил, сказав, что раз уж рискуем мы, давая носителем магии шанс, то лучшее, что я могу, это наблюдать.
Только вот мы оба не знали, что стоило ещё и держаться чуть в стороне, чтобы не стать частью магического испытания…
Увлечённый щебет Милаха, радостно путающегося под ногами приезжей и цепочку моих размышлений прервал вдруг страшный, утробный рёв. На мгновение во мне всплыли воспоминания о проносящихся под окнами мотоциклов, звук мотора которых пробирал до костей и заставлял стёкла вздрагивать в старых оконных рамах.
Все замерли, но лишь на мгновение. Потому что озираться в поисках источника рёва никому не хотелось. Мы бросились врассыпную, знахарка только успела подхватить меня под локоток, страхуя от падения. Но почти сразу мы оставили затею бежать, ведь в стороне прозвучал короткий и сдавленный вскрик Гейла и мы обернулись.
Когда-то (будто не месяцы, а года уже прошли…), когда парнишка этот лишь появился у нас, он рассказывал историю о своём шраме на лице.
Мол, с медведем столкнулся. В голове тут же прозвучала его байка, будто только вчера Гейл с загадочным видом вещал на всю толпу детей, с гордостью, переступив через стыд за «уродство», демонстрируя свой шрам на лице:
«– Шрам мне оставил медведь чёрный с красными глазами, – говорил он таинственным тоном, выпрямляясь во весь рост. – Тогда братьев и сестёр вокруг меня было немного, но я знал, что зверь тот – это испытание, посланное мне богиней. И если я его не пройду, то заберёт он у меня моих последователей! Поэтому я бросился ему наперерез, поднимая шум, размахивая, – поднял он руки, легко взлетая на ближайший стул, – руками, стараясь казаться выше! Но медведь смёл меня своей лапой, словно пушинку, рассекая мне лицо. А затем… исчез. А я получил от богини в дар силу. Так что это, – провёл он тёмными кончиками пальцев по своему шраму под глазом, – отметина, знак моей принадлежности к силе богини Иттар».
Конечно, никакого медведя не было на самом деле. И настоящим жрецом Гейл не являлся.
Сейчас же, то ли в наказание, то ли в плату за враньё и то, что прикрывался именем богини или же и правда в испытание ему, над парнишкой нависал огромный чёрный зверь из его байки.
Глава 16
– Не тронь его! – забыв обо всём на свете, едва ли не бросилась я к Гейлу, но знахарка с силой притянула меня к себе и зажала мне рот ладонью.
– Тише, Марьяна… Даже не будь зверь колдовским, чтобы ты могла? Или себя и родных совсем не жаль? – зачастила она.
И слова возымели надо мной эффект, я перестала сопротивляться, вместо этого взглядом начала искать Милаха.
Он оказался рядом с приезжей, жался к ней, но за спиной не прятался. По серьёзному, пусть и испуганному лицу и сжатому прутику в тонкий пальцах, я поняла – он уговаривает себя быть рыцарем и защищать, а не скрываться за женщиной.
Воцарилась гнетущая, звенящая тишина. И лишь Гейл в тишине этой тихо поскуливал от отчаянья и паники, лёжа на спине, не в силах отвести от медведя взгляд.
Насланным ведением или реальным зверем он был, не важно. Опасность медведь – мы все чувствовали это – нёс вполне реальную! И пахло даже от него жаром и отчего-то подпаленной шерстью.
– Гейл… – позвала я жалобно, не выдержав, рефлекторно зарывая свой живот рукой. – Гейл, сделай хоть что-нибудь, ты ведь маг!
Он совершенно растерялся, будто ожидая, что я крикну: ты ведь жрец!
К тому же все мы думали о том, что именно богиня Иттар наслала на него испытание. А значит логичнее призывать жреческую силу…
Впрочем, учитывая, что Гейл никак не принимал истинной своей природы (а как не терять самообладания и делать что-то сильное, когда носишь в себе такой глобальный конфликт?) и проблемы в основном крылись в этом, моя просьба оказалась правильной.
Глаза Гейла вспыхнули магией. Он вдруг замер как-то… по-особому, будто выключив свой страх и нерешимость.
Протянул руку, и пальцы с выкрашенными в чёрный ногтями утонули в густой и длинной звериной шерсти.
Гейл что-то шептал, одними лишь губами, но я каким-то образом слышала обрывки его фраз: «Будь, что суждено… От магии мне никуда не деться, ведь она часть меня. Я Гейл, и коль глазами зверя смотрит на меня богиня, она милостива, ведь куда страшнее зверя. Так смотри на меня… И прими, как мага и твоего жреца. Пусть моя мать не пугается более. Пусть всё будет…»
Дальше я уже не разбирала слов.
«Моя мать»…
Он беспокоился за меня, ведь мне сейчас нельзя волноваться.
Что-то просил за меня, а ведь даже не до конца уверен, что богиня слышит его. Будто это было ещё и испытанием его веры. Страшным и, скажем так, безнадёжным. Ведь, кроме того, чтобы попытаться и (каким-то чудом) успокоиться ради этого, Гейлу ничего не оставалось.
Но он справился.
Он справился, а… свет померк для меня.
Лишь на мгновение. Будто кто-то дёрнул за верёвочку, выключая небесную лампу.
А когда я несколько раз моргнула, то обнаружила, что… нахожусь дома?
В своём старом доме.
Не зная, как реагировать, я сделала пару шагов по комнате, пальцами провела по комоду, оставляя бороздки в пыли. Выглянула в окно, за которым виднелся мой пустой двор и хлопающая на ветру калитка.
Пыльно, но уютно и одновременно тоскливо.
Меня не было здесь, казалось, целую вечность. И теперь я терялась в своих чувствах и мыслях, не понимая, как оказалась в своём прошлом мире и что с этим делать.
– Есть древняя традиция, – прозвучал за моей спиной женский чарующий, бархатистый голос, – не оставаться в долгу. Даже у богов… Но кроме одного предложения к тебе, у меня есть и вопрос. Ответишь верно если, беды не будет.
Странно, но осознание, что со мной говорит Иттар, вовсе не напугало меня…
Глава 17
Пыль кружилась в лучах полной луны (здесь в это время была ночь...), диск которой стал заметен сквозь замутнённое от пыли окно. На комоде, как и прежде, стояли баночки с засушенными цветами – ромашка, мята, душица. Любимые мною чаи. Подушка на диване, синяя с золотистой бахромой по краям, доставшаяся мне ещё от бабушки, будто ждала меня все это время.