Отмечая «огромную радость», с которой евреи встретили в то время декларацию Бальфура, и указывая на некоторые мотивы, подтолкнувшие Великобританию к ее принятию, то же учебное пособие делает акцент на нуждах евреев и на их собственных усилиях, несколько преуменьшая роль Великобритании: «На самом деле только после того, как декларация Бальфура была формализована в виде положений мандата, который устанавливал условия британского правления в Палестине по решению Лиги Наций, политический сионизм достиг своего пика» [112]. Это согласуется с тем, что после 1921 г. и в своих заявлениях, и в полемике сионисты начали представлять себя пострадавшей стороной, вынужденной иметь дело с невыполненными британскими обязательствами, вялой британской поддержкой на местах и ощутимым проарабским креном в британских взглядах и политике.
Важным поворотным пунктом в этом отношении стало создание в середине 1921 г. эмирата Трансиордания на той части территории подмандатной Палестины, которая располагалась к востоку от реки Иордан (что было частью проекта по обеспечению престолом сына Хусейна Абдаллы). Исключение этой территории из сферы применения положений мандата о национальном доме еврейского народа стало большим разочарованием для многих сионистов. Для последователей лидера сионистов-ревизионистов Владимира Жаботинского это было не чем иным, как британским «предательством» и «первым разделом» вожделеемой ими родины [113].
В последующие годы представители сионистов будут адресовать свои жалобы и претензии в Лондон и в Лигу Наций, обвиняя британскую администрацию в Палестине в недобросовестной реализации политики, которая, как они ожидали, должна была способствовать развитию еврейского национального дома. Эта аргументация нашла свое умеренное и вежливое выражение в настрое основной массы сионистов, но в 1930-х и 1940-х гг. она переросла в более радикальную (иногда антиколониальную) риторику и действия раскольнических вооруженных группировок вроде «Иргун Цваи Леуми» (также просто «Иргун» или ETZEL) и «банды Штерна» («Лохамей Херут Исраэль», или LEHI) [114].
Такая сионистская критика британского «предательства» прослеживается в мемуарах, пропагандистских сочинениях и материалах на интернет-сайтах [115]. Одна из самых масштабных — и натянутых, если тщательно изучить исторические свидетельства [116], — конспирологических теорий о британском двуличии по отношению к евреям и о британском «проекте» или «генеральном плане» контроля над Палестиной исходила от основателя «Иргуна» Менахема Бегина, впоследствии премьер-министра Израиля. В своих мемуарах под названием «Восстание» (The Revolt, 1972) он выдвигает следующие обвинения в адрес Великобритании:
Арабы, когда потребуется, «восставали» против «иностранного вторжения», а евреи всегда оставались меньшинством под угрозой исчезновения. Каждого требовалось защищать от другого — британскими штыками… Этот цикл событий повторялся снова и снова. Арабов поощряли, иногда совершенно открыто, нападать на евреев. Затем формировалась очередная комиссия по расследованию со своими докладами. Публиковалась Белая книга, и иммиграция прекращалась или сводилась к минимуму [117].
Такие полярные мнения дают понять, в какой тупик зашли британцы, чьи попытки исполнить свое двойное обязательство в условиях мандата неизбежно приносили разочарование одной из сторон, а зачатую и обеим. Британцы были не в состоянии одновременно удовлетворить и арабов с их постоянными опасениями, возражениями и сопротивлением, и сионистов, жалующихся, что британцы не выполняют своих торжественных обещаний. Эти взаимоисключающие взгляды на роль Великобритании переплелись с другими спорными темами — например, возвращались ли сионисты на свою землю или вторгались в чужую, было ли недовольство палестинцев подлинным или возбуждалось искусственно. И хотя эти вопросы не кажутся такими неразрешимыми, как первые два из основных противоречий, сформулированные в главе 3 этой книги, споры о роли, которую сыграла Великобритания, лишь подливают масла в огонь.
В оставшихся разделах этой главы будет представлено еще больше свидетельств того, как эта линия раскола проявляла себя в палестинско-еврейско-британских отношениях в период мандата. В ходе этого обзора мы также сформулируем и рассмотрим четвертое и пятое из выделенных мною основных противоречий: были ли палестинский национализм и его сопротивление сионизму подлинными, искренними и основанными на реальном недовольстве и что принес сионизм коренному населению — пользу или вред.
Мандат и его реализация: цикл протестов и комиссий по расследованию
Действуя в широком контексте общего для всех арабов разочарования послевоенным урегулированием, разделившим Ближний Восток на французскую и британскую сферы влияния в рамках системы мандатов, арабы Палестины, которые до того были активными членами националистических клубов, продвигавших идеи независимости, в первые послевоенные годы (1918–1921) перенесли акцент с общеарабской борьбы на специфически местную форму палестинско-арабского национализма. С крушением послевоенных надежд на включение Палестины (как «южной Сирии») в арабскую конфедерацию под руководством правящего из Дамаска Фейсала лидеры палестинских арабов переключились на сопротивление сионистской программе в самой Палестине — программе, которая, будучи воплощена в жизнь, несомненно заблокировала бы саму возможность возникновения там независимого арабского государства [118].
С 1920 г. и далее палестинская община (как и ее соперник — еврейский ишув) создавала государство в государстве. Палестинский политический аппарат состоял поначалу из двух основных институтов: Арабского палестинского конгресса, созданного на основе местных мусульманско-христианских ассоциаций, и Высшего мусульманского совета. Первый избирал Арабский исполнительный комитет, призванный представлять разные родовые, территориальные и религиозные группы. До середины 1930-х гг. Арабский исполнительный комитет исполнял функцию главного защитника интересов палестинцев в переговорах с британскими чиновниками, он же направлял делегации в Лондон и Женеву [119].
После 1920 г. и арабы, и сионисты действовали в рамках одной и той же схемы: без конца жаловаться чиновникам британской колониальной администрации в Палестине и/или в Лондоне на беззакония и агрессивное поведение другой стороны и/или на несправедливое отношение к ним властей — несправедливое особенно в сравнении с отношением к другой общине. Внешне незначительные инциденты или символические жесты приобретали националистическую окраску, потому что каждая из сторон ревностно стремилась сохранить и повысить свой статус относительно другой — как, например, в случае, когда британцы решили признать иврит одним из трех официальных языков Палестины и использовать его в правительственных сообщениях, на монетах и почтовых марках.
Мандат на управление Палестиной — международно-правовой документ, состоящий из 28 статей, — был официально ратифицирован в середине 1922 г. и вступил в силу годом позже. Вторя двойственности и противоречивости декларации Бальфура, преамбула и статьи 2, 4 и 6 мандата содержали формулировки, которые для сионистов были даже благоприятнее самой декларации — особенно сделанное в преамбуле признание «исторической связи еврейского народа с Палестиной и… оснований для воссоздания в этой стране его национального дома». Документ давал трем сторонам